Я подумал о лошадях, невинных жертвах войны. Благородные животные не заслуживали такой жестокой участи. Колесница была самым ужасающим и несущим смерть устройством из всех существовавших, и зачастую для того, чтобы остановить ее, следовало убить или ранить коня. Так и поступали. Поэтому в первых атаках использовали самых старых и больных коней, ослов, верблюдов, быков.

Погруженный в эти мысли, я наткнулся на первый труп. И не мог отвести от него взгляда.

Рот раскрыт и перекошен, словно человек хотел вдохнуть воздух и не смог из‑за глубокой раны в горло и грудь, возможно, нанесенной секирой типа тех, какими вооружены нубийские воины, которыми командовал Сур. От трупа нестерпимо воняло, и я был рад, что поел несколько часов назад, поскольку позывы к рвоте сгибали меня пополам.

Я продолжал свой путь, не переставая думать об этом солдате и вспоминать, как мне не хватало воздуха, и только решимость бороться за нечто более значимое, чем я сам, придавала мне сил. Но без помощи Джеха, наверное, их не хватило бы, и меня постигла бы такая же участь, и тогда какой-нибудь солдат обнаружил бы меня после сражения, и его тоже сгибало бы пополам при виде моего искаженного жуткой гримасой лица. Я спросил себя, долго ли еще мне будет везти, припомнил советы своего доброго друга, и вздрогнул, как испугавшийся ребенок.

Трупов становилось все больше. Некоторые из погибших были египтянами. Мне показалось, что снабженцы еще не добрались сюда. И я улыбнулся при мысли о том, что, будь я простым солдатом, стал бы сейчас обыскивать тела в поисках ценных вещей.

Зловоние становилось невыносимым. Там и сям белоголовые сипы и другие хищные птицы лакомились трупами и при моем приближении только поднимали голову, дерзко глядя на меня. Мне казалось, что сам Гор смотрит на меня пронзительными глазами этих отвратительных птиц.

Разные звери – гиены, пустынные лисы, крысы и даже одна львица – не воспринимали меня как угрозу, опьяненные кровью, как и я некоторое время назад, и не обращали на меня внимания.

Мне вдруг стало стыдно, что я разглядываю лица мертвецов, но я не мог перестать это делать, не мог отвести глаз от лежащих тел.

«Стоило ли затевать все это?» – спрашивал я себя. Известны ли были солдатам противника причины, по которым им пришлось воевать? Верили они в то, что сражаются за правое дело? О чем они думали, видя, как бесстрашно сражаются наши солдаты?

Они, как и их военачальники, были чересчур уверены в своем превосходстве, но оно было бы значительнее, если бы они считали нас серьезным противником. Ясно, что в таком случае они бы не покинули своих владений. Войны случаются, когда люди теряют страх.

Трупов было так много, что мне приходилось лавировать между ними и перепрыгивать через них, чтобы не наступить на мертвецов. Видеть все это было невыносимо, и я поклялся всем богам, что никогда больше не стану участвовать в подобной резне. Меня пугала мысль о том, что я превращался в дикого зверя, подобного разъяренному гиппопотаму.

Если от животных нас отличает способность размышлять, то на войне мы утрачивали это различие. Что касается меня, благодаря тренировкам я действовал механически и мог сражаться, руководствуясь только интуицией.

Я вспомнил всех, кого любил, и поклялся себе, что вернусь к ним. О мой отец, Джех, Сур, дети из капа, которых уже не существует… И Нефертити.

Сур был прав: одно дело обучать людей, и совсем другое – систематически убивать их.

Я понял, почему в Египте не было солдат по призванию и почему так трудно собрать хорошее войско. Египтянин любит жизнь, своих близких и своих богов и не приемлет варварство войны. Мы, в отличие от хеттов, родились не для того, чтобы воевать, мы живем, чтобы сделать счастливыми своих близких, упорно трудясь. Мы стремимся обогатить свою душу, ища согласия между богами, почитаем фараона, стражей порядка и судей. Мы хотим самого обычного счастья, хотим веселиться, играя, танцуя и распевая под музыку.

Я вспомнил легенду о создании человека.

Когда-то те, кто создал всех существ, составляющих компанию богам, дали жизнь человеку.

Одни считают, что человечество родилось прямо из слез радости, пролитых Ра-Атоном, когда он вернул Шу и Тефнут из первозданного хаоса.

Другие полагают, что первый человек был создан богом с головой барана, Кнумом, из глины с помощью гончарного круга. Дав жизнь новым созданиям, Творец создал землю, на которой они могли жить, и это было Египетское царство.

Ра-Атон защитил Египет от возможных напастей, окружив его обширными пространствами пустынь, но он решил создать еще и реку Нил, чтобы ее воды периодически орошали землю и жители могли бы получать богатые и обильные урожаи. После этого он создал другие страны и именно ради них взял Нил на небо, и когда теперь он проливается на землю, мы называем это дождем.

Ра сделал так, что стали существовать времена года и месяцы, и покрыл землю самыми разными деревьями, травами, цветами и плодоносящими растениями. Потом он создал все виды насекомых и рыб, птиц и животных и дал им дыхание жизни.

Ра-Атон, довольный тем, что видел вокруг себя, то есть своими собственными творениями, каждый день без отдыха прогуливался по своему царству или миллионы лет плыл по небу на корабле.

Каждый раз, видя на небе Солнце, создания, живущие на землях Египта, радовались и восхваляли своего могучего создателя.

Наконец, чтобы усмирять все силы хаоса и зла, а также поддерживать порядок, соблюдать справедливость и сеять добро, Ра-Атон создал то, что назвал царской властью. Он был первым и самым великим фараоном Египта и правил всем нам на радость на протяжении многих веков. Египтяне, несомненно, были тогда другими, они играли на музыкальных инструментах для своих богов с такой же радостью, как животные и растения радовались дыханию жизни. Они не были свободны от гнева, алчности, честолюбия, лживости и преступлений, но все же жили ради любви.

Однако в том, что я видел, не было любви, все это было воплощением грехов…

Остаток пути я брел, как блуждающий дух, обходя темные дымящиеся костры с трупами, почти не замечая их.

Встретив живых солдат, которые узнали меня по командирским нашивкам, я даже не осознал их присутствия. Они могли оказаться врагами, подкрадывающимися, чтобы отомстить, но это было для меня не важно.

Меня провели к военачальнику и даже дали бодрящее средство.

Отец был в ярости.

– Мне стыдно за твое безволие!

Средство подействовало быстро, обострив чувства, подобно спиртному.

– Но в сражении ты не испытывал из‑за меня стыда, когда оставил мою роту один на один с противником?

– У тебя были отборные солдаты! Ты делал то, что должен был! Я твой военачальник… Может быть, ты ждешь от меня благодарности за сделанное?

– Хотя тебе это безразлично, я помню, что не все, кого я положил, были бородачами…