– Действительно, ты сражался, как достойный меня сын. Ты позволил мне выиграть время, что стало решающим. Если этому твоему Джехутихотепу можно доверять…

– Вполне. И взамен я собираюсь просить тебя о двух вещах… и ты с этим согласишься.

У Хоремхеба брови поползли вверх. Похоже, он сурово осуждал очередное проявление мною слабости, потом он развел руками. Ему стало любопытно.

– Первое – это разумный срок, необходимый, чтобы договориться с Эйе. Хотя ты думаешь иначе, я считаю твои намерения логичными и справедливыми, и если ты говоришь правду, то действительно сумеешь противостоять Темным, которых, как и ты, я ненавижу. Однако не следует идти на прямое столкновение с ними по четырем причинам.

Первая: потому что эта борьба пойдет лишь на пользу Темным, они извлекут из этого выгоду.

Вторая: ради блага страны переход должен быть относительно мирным, и в таком случае твое имя останется незапятнанным.

Третья: потому что я хочу избежать кровопролития. Только я могу переговорить с Эйе, один на один. Он не станет никого слушать и ни с кем договариваться, кроме как со мной, потому что доверяет только мне.

И четвертая: потому что я высоко ценю этого человека, в отличие от тебя. Возможно, бесплодно, но он боролся с Темными в течение многих лет ради блага страны, и я искренне считаю, что ни он, ни его дочь Нефертити не ответственны за интриги, которые плели их предки… И за болезни, потому что в них виноват сам Эхнатон. Если я смогу сделать так, что Эйе уйдет на покой и станет жить вместе со своей дочерью и со мной, я думаю, что выполню свою миссию в этом мире. И я буду знать, что страна в хороших руках и что мы не подвергнемся опасности.

Отец улыбнулся.

– Помимо всего прочего, мне кажется, ты отличный дипломат, не худший, чем воин. – И он расхохотался. – Возможно, тебе стоило бы принять предложение Нефертити и стать ее супругом… – добавил он.

Он стер с лица шутливое, ироническое и презрительное выражение, и оно приобрело достоинство дипломата, подписывающего договор.

– Мне это кажется справедливым. Я не столь кровожаден, как ты думаешь, и если ты сможешь сделать так, что я достигну цели мирным путем, я буду рад. Всегда лучше так, чем с помощью оружия. – Он подмигнул. – И гораздо дешевле.

Я вздохнул с облегчением, и тут Хоремхеб продолжил:

– Но ты сказал, что собираешься просить о двух вещах… Ну так больше не надо никаких рассуждений. Я их ненавижу.

На этот раз мой смех был непринужденным.

– Второе гораздо проще. Сур говорил мне, что устал воевать. Я прошу тебя отпустить его и разрешить ему уйти на благословенный отдых.

– Вместе с тобой?

– Только если ему захочется, но я так не думаю. Он просто хочет жить в скромном доме с какой-нибудь женщиной, завести детей.

Отец, казалось, колебался, но когда прозвучал его ответ, он был как удар молотом по самому уязвимому месту моей души.

– Мне пришлось его убить.

– Что?

– Я знаю, что ты этого не примешь, но он шпион Темных.

– Вранье!

– Перестань дерзить! Я могу доказать это. Наши шпионы получили у Темных сведения, которые исходили от него.

– Какие сведения?

Мои слезы капали на утоптанный песок, поднимая фонтанчики пыли, прежде чем исчезнуть, как и я сам. Мой плач был не чем иным, как пылью в пустыне. Джех был прав. Я всего-навсего легковерный щенок.

Я не мог поверить в невероятную злобность моего отца и чувствовал себя игрушкой в его руках.

Он мастерски привел меня к вершинам моей гордости, чтобы затем дать мне упасть с высоты и вмиг покончить со своими иллюзиями.

Но вскоре мною овладела ярость. Я не собирался исчезать, как мои слезы.

– Я пришел сражаться за тебя на этой войне, но вместо того, чтобы защитить меня, ты отнял того, кто отдал бы за меня свою жизнь! Я презираю тебя! И проклинаю! Я больше тебе не сын!

Отец поднялся, лицо его покраснело.

– Неблагодарный! А я беспокоился из‑за того, что ты появился на два дня позже!

Я бы никогда не подумал, что что-то может так поразить меня. Этой новой пытки я не вынес, измотанный сражением, снадобьем, потрясенный сокрушительными новостями. Я больше не мог противостоять лучшему политику страны и одному из лучших переговорщиков.

Руки у меня дрожали. Слезы лились беспрерывно. Ноги отказывались держать меня. Я упал в изнеможении, продолжая рыдать.

Отец подошел ближе и обнял меня, продемонстрировав тем самым свою привязанность, чего раньше я за ним не замечал, и это показалось мне весьма значимым. Сначала я обнял его просто по необходимости, но при этом меня обдало таким холодом, словно он был змеей, и я тут же отпрянул. Он собирался вызвать у меня доверие жестом, который для него был еще более отвратительным, чем для меня. Заметив мою реакцию, он поспешил объясниться:

– Мне очень жаль. Я бы не стал этого делать, если бы не был убежден в достоверности полученных сведений. И не забывай, что Сур был одним из моих близких друзей. Трудно найти таких людей, и мне было очень больно потерять его. Ты его знал не так долго, но я жил рядом с ним практически всю жизнь.

Это было необыкновенно тяжело. Прошло довольно много времени, прежде чем я смог выговорить хоть слово, и еще больше, прежде чем сумел, вернув утраченное достоинство и собрав остатки гордости, неловко подняться.

– Мне очень жаль, – произнес я.

Он понимающе кивнул.

– Надеюсь, мы обо всем договорились, – сказал он.

Я это подтвердил тоже кивком и хотел уйти, но Хоремхеб задержал меня, взяв за руку.

– Всего один совет: будь осторожен с Эйе. Помни, что такая долгая карьера у политиков не бывает случайностью… И будь осторожен с его сыном.

– Я еще не свел с ним счеты.

Отец еще раз одобрительно кивнул. Лицо его было словно вырезано из камня.

– Прощай, сын мой.

Я отказался от коня и от сопровождения, хотя отец собирался их мне предоставить. Было глупо с его стороны добиваться того, чтобы я взял с собой его шпионов. Я не верил никому, хотел идти один. Да, я принял оружие, которое он мне подарил, хотя это было скорее насмешкой, поскольку в этом сражении я заслужил целое состояние, которое осталось при нем (если у него не потребовали платы мои выжившие солдаты…). Я заработал это без чьей-либо помощи и не имел охоты торговаться, а что касается коня… я не хотел брать на себя ответственность за еще одно благородное животное. Их уже достаточно было убито. Пусть я потрачу на дорогу больше времени, но пойду пешком. У меня было особое отношение к пустыне, к тому же, хотя я и любил лошадей, они не были самым подходящим средством передвижения по пустыне, во всяком случае, если я хотел остаться неузнанным.