Иен ушел с наставником, не прощаясь.

— Не обращай внимание на поведение брата. Он сильно переживал за тебя, но гордость не позволяет прилюдно выразить нежные чувства.

Слова Малика грели душу, но в голове рождалась одна плохая мысль за другой. Решив, что усталость и ряд неприятных и опасных для жизни ситуаций сказался не только на моем самочувствии, но и настроении, попыталась отвлечься. Разглядывание древней кладки и подсчет количества пройденных рядов камней отлично справилось с зарождающейся в душе хандрой.

Не заметила, что мужчина впереди остановился, и ткнулась лбом в спину. Потеряв многострадальную голову, хотела уже призвать Малика к ответу, но тут раздался звон металла.

Обогнув Ан Брадоса, увидела огромное помещение, будто выдолбленное в скале, с высокими потолками и двух императоров: одного лживого, но правящего Юмой; другого настоящего, но смертельно больного. Мужчины сражались. Правда сейчас за быстрым движением тел и отточенных бросков, не могла уловить, где какое создание.

Они бились в круге света, который струился из продолговатой щели на потолке. Один запрыгнул на небольшое полукруглое возвышение, больше походившее на алтарь, другой последовал за ним.

Тут мужчины остановились, тяжело дыша, и возможно стало различить цвета в одежде. По лицам струился пот, но они не спешили нарушать временное перемирие неосторожной провокацией, ведь любое движение могло быть расценено, как акт нападения.

Викториан бросился первый. Его ржавый меч со звоном отлетел в сторону, но мужчина не растерялся и схватил следующий, ловко уворачиваясь от прямого удара.

Пол был усыпан орудием древних времен. Один из стальных мечей, немалого веса, поднял Малик и покривился. Примитивное заржавевшее оружие не вызывало чувство восторга, но мне виделась история жизни от куска металла до сверкающего гранями меча. Я часто бывала в оружейной отца, ведь на Марине разрешены дуэли только металлическими клинками.

Удар, оглушительный звон, что с эхом повторяется под огромным сводом. Следующий удар. Вик остается безоружен. У него не хватило сил и времени поднять новый меч. А Викториан наносит быстрый удар, разрубая правое предплечье брата. Ни жалости, ни сожалений. Болезненный крик заставил сердце сжаться.

Малик рванул первым, но между нами расстояние приблизительно в четыреста метров, не успеет. Я бросилась следом, спотыкаясь и падая в обвивающих ноги юбках. Стоя на коленях смотрела за тем, как Вик в последнем броске валил императора на голые камни. Подхватил за лезвие ближайшее оружие и одним движением разрезал горло родственнику. Ни жалости, ни сожалений.

Ан Брадос приблизился к лежащим один на другом мужчине и проверил пульс на шее. А потом закрыл устало рукою глаза.

Быстро поднявшись, я проследовала до места битвы. Из спины Вика торчал меч Викториана, который вонзился при падении. Братья убили друг друга, залив алтарь красной кровью с вкраплениями зеленого оттенка, которые принадлежали отравленному ядами амелиса телу Виктора.

Чувство тоски и горечи помешенное с отвращением и болью нахлынули одновременно. Я сдержала рукой желавший вырваться наружу крик. А Малик похлопал, успокаивая по плечу.

Неожиданно, пролитая кровь стала собираться в черный сгусток. Комок пару минут рос, а потом стал разворачиваться тонкой лентой. Она скрутилась в спираль, потом резко метнулась в сторону.

— Дорогая, не стоит слез, — раздалось в затемненном углу, куда спряталась лента. Ан Брадос резко встал передо мной, поднимая вверх меч, который так и остался у него в руке.

— О, мальчик, не стоит бояться, — голос становился отчетливее, так как существо приближалось, но вот в полумраке пещеры увидеть бликующую тень было сложно.

— Не может быть, — воскликнул Малик, когда увидел, как в столб света вошел копир. Он представлял собой сгусток энергии, словно часть космического пространства заключили в гуманоидоподобную рамку — черную ленту, в которой бликовали звезды и часть млечного пути. Только на лице имелись белые точки — глаза и рот, но вот при произнесении звуков, я не видела зубов или языка, только темнота, словно это черная дыра.

Рыжеволосый мужчина вздрогнул. Древнее создание осталось довольно его реакцией.

— Кто это и как такое возможно? — спросила, обращаясь к Малику, но ответил копис.

— Мое имя Зеус. Это моя настоящая форма. И раз вы стали свидетелями моего воскрешения, я подарю вам кое-что важное — знание! Известно ли детям современности, что такое космическая метка, которой так гордятся захватчики Юмы?! — Зеус провоцировал Малика, но тот, сжимая кулаки, не реагировал.

— Это родовой символ кописов, осколки звезд в их телах. Знак, который передавался по крови, оттого только самые древние рода способны пометить кого-либо, ведь они насытились нашей кровь.

Возразила, вспоминая о том, что Сорин нанес мне метку, а я смогла оставить след на щеке Малика.

— Иен использовал древние знания, чтобы опоить тебя кровью из хранилища, которую достал для него писарь. Оттого поцелуй Сорина вызвал такую неоднозначную реакцию. Ведь так Малик?

Ан Брадос опустил глаза, не смея отрицать очевидного. А я не желала верить словам кописа.

— А Малик — глупец, который сам себя пометил! — продолжил унижать Ан Брадоса Зеус, при этом наслаждаясь каждым сказанным словом. — Тут сыграло роль ваше родство. Схожая кровь. Получилось, как с Сориным, но носителем крови выступал сам Малик. Его метка вышла корявой и причудливой, оттого видевшие отметину подумали, что она очень древняя. Ведь чем больше зигзагом и завитков, тем больше концентрации в крови части погибших звезд.

На мой удивленный взгляд, копир покаялся, что прочитал часть мыслей тех, кто встречался с ним у озера душ. А при встречи со мной принял ту форму, которая помогла легкому общению.

— Долгие годы я вел Викториана в это чудесное место, — Зеус развел в стороны руки, но однородное тело последовало за взмахом, словно перепонка. Создавалось впечатление, что копир расправил крылья, — только здесь, на алтаре, судьбою мне дан второй шанс жить.

Сейчас, слушая рассказ Зеуса, я поняла, почему этих существ называли “оболочкой без души”. Разве может придумать и осуществить такое создание наделенное душой и чувствами? Привести двух братьев в одно место, заставить их ненавидеть друг друга до смертельного боя, смешать древнюю кровь с кровью, пропитанной ядами Амелисового озера для того, чтобы воскреснуть самому.

— Ты чудовище! — выкрикнула, не сдержавшись. Зеус перевел взгляд, Малик попятился, заставляя меня отступать.

— Он может вселиться в любого из нас! — шепнул, оборачиваясь, рыжеволосый мужчина.

Зеус улыбнулся, и ответил странными словами, которые сперва показались нелепы.

— Древние кописы говорили: “Мы наградим метками детей наших, чтобы отличались они от прочих рас и живущих существ. Среди мертвого мира не будет им равным, ибо светится начнут тела их. И во мраке тьмы, укажут им верный путь к возрождению. И будет так до момента, пока порок не захватит и не поглотит детей наших. Тогда исчезнут силы и благодать, подаренная нами. И ожидает народ этот погибель“.