Пару минут Иван оторопело смотрел то на Зорича, то на Нелидова. Затем тихо ойкнул, всплеснул руками и бросился к Владимиру.

— И вы… и вы до сих пор молчали?! — возмущенно воскликнул он. — Да как вы могли? Ведь из-за вашей гордости Полина…

— Та-ак! — мрачно протянул Владимир. — Значит, теперь я же еще и во всем виноват?

— Нет-нет, что вы, я вас ни в чем не обвиняю, — поспешно возразил Иван. — Но все так нелепо получилось… И я тоже вел себя не слишком… как бы это выразиться?

— Послушайте, господа, — решительно вмешался Зорич, — у меня к вам толковое предложение: отложить этот содержательный разговор на потом и поторопиться в гостиницу. Или вы забыли, что Юрий Петрович с нетерпением ждет нашего возвращения?

— Да, правда, поторопимся, — согласился Иван. — Отец уже, наверное, с ума сходит от ожидания… Ну и порадуем же мы его! Да, здорово мы обвели вокруг пальца этого Марасевича… И этот маскарад с переодеванием наемных актеров в полицейских… Прелесть! Кстати, Нелидов, — с легким недоумением обратился он к Владимиру, — а почему вы так настаивали, чтобы за карточный стол с Марасевичем сел именно я? Говоря откровенно, я бы охотнее сыграл роль исправника. Уж я бы нагнал на мерзавца страху, не сомневайтесь! А перекинуться с Марасевичем в картишки вполне могли бы и вы.

Владимир глубоко вздохнул:

— Дорогой мой Вельский, сдается мне, что вы никогда не перестанете меня изумлять. Неужели вы думаете, что я дожидался вашего приезда в Москву лишь для того, чтобы предоставить вам возможность поучаствовать в разоблачении карточного шулера? Перекинуться в картишки с Марасевичем! Да дурак он, что ли, чтобы играть подменными картами со мной?!

— А со мной, значит, можно? — обиженно протянул Иван. И, возмущенно топнув ногой, воскликнул: — Нет, все-таки зря я не съездил ему по морде! Меня, лейб-гусарского поручика Ивана Вельского, счесть за наивного простачка! Ну, попадись он мне еще когда-нибудь…

Стоял пасмурный октябрь, но в Летнем саду толпилось так же много гуляющих, как и летом. Пожалуй, даже чуть больше: ведь близился очередной сезон балов, и дворяне со всех уголков необъятного российского государства съезжались в Петербург.

Несмотря на позднюю осень, в саду было чудесно. Листья почти облетели, и белые мраморные статуи с трогательной сиротливостью маячили между темных стволов. Рыжие верхушки деревьев возносились к свинцовому небу, жалобно трепеща прозрачными листочками. Пахло приятной осенней сыростью, легким морозцем и предстоящими зимними развлечениями.

Среди гуляющих пар одна обращала на себя особое внимание: статный мужчина в гвардейском полковничьем мундире и миловидная девушка в щегольском туалете цвета морской волны. Не то чтобы эти двое были красивее других или богаче одеты, вовсе нет. Все дело заключалось в них самих. Ведь это была княжна Полина Вельская, которая, несмотря на развод с первым мужем, получила разрешение Синода вступить во второй брак. И это был граф Владимир Нелидов, один из самых завидных столичных женихов, собиравшийся жениться — о ужас! — на разведенной женщине.

Однако светские сплетники осуждали счастливую пару лишь за глаза, а в глаза очень любезно улыбались и даже заискивали: ведь Нелидов был в фаворе у нового государя и мог при случае оказать протекцию. (Ну а обращаться с просьбами к кому? Разумеется, не к этому мрачноватому типу, а к его милой, общительной жене!) Да и сплетни потихоньку стихали: какой прок осуждать тех, кого это ничуть не задевает? Впрочем, самим молодым людям вообще не было никакого дела до окружающих: они были целиком поглощены друг другом.

В какой-то момент Владимир заметил на главной аллее другую неразлучную парочку — Ивана Вельского с Аркадием Свистуновым — и выразительно посмотрел на Полину.

— Помнишь? — спросил он с лукавой улыбкой, кивая в сторону будущего шурина.

— Еще бы мне этого не помнить, — смущенно отозвалась Полина. И, ласкательно заглянув в глаза жениха, прошептала: — Ты, правда, не сердишься на меня за тот ужасный день?

— Ничуточки, — заверил ее Владимир. И, нежно сжав ее руку, тихо прибавил: — Это был один из самых лучших дней моей жизни. Потому что он подарил мне встречу с тобой.

Из груди Полины вырвался тяжкий вздох.

— Но почему, почему судьба сыграла с нами такую злую шутку? Если мы все равно должны были остаться вместе, для чего ей понадобилось устраивать нам столько испытаний?

— Наверное, чтобы мы научились ценить наше счастье, — ответил Владимир. — И чтобы я снова научился любить. — Он посмотрел на нее с лукавым прищуром. — А хочешь, я скажу, когда именно мы влюбились друг в друга? В этот самый день, ровно год назад.

— Но ведь это невозможно! — возразила Полина. — Если это так, то почему же мы тогда… — она тихо вскрикнула, схватившись ладонями за щеки. — Боже мой, а ведь это правда! Выезжая на балы, я знакомилась с десятками мужчин, но ни один из них не волновал меня так, как ты. Но неужели, чтобы понять это, я должна была сначала тебя потерять?!

— Прости меня, — прошептал он, трепетно прижимая ее к себе, — за то, что я не сумел тогда тебя удержать.

— Это ты прости меня, — возразила она, — за то, что я не сумела вовремя оценить тебя.

Он с болью посмотрел ей в глаза.

— Но ведь я сам в этом виноват, любимая. Эта злосчастная дуэль… Я должен был объяснить тебе, почему так поступил!

— А я не должна была обвинять тебя в том, в чем ты не виноват! И вообще, может, мы, наконец, перестанем спорить и поедем отметить годовщину нашего знакомства…

— …В кофейню Марсиаля, — с улыбкой подхватил Владимир. — Ты ведь именно это хотела предложить, да?

На ближайшей к воротам скамейке сидел старик с потертой шарманкой. Он негромко, задумчиво напевал:

Облетевшие листья по Летнему саду

Носит ветер — любовник красавицы Лето.

Отвечая улыбкой случайному взгляду,

Он грустит… И уносится чья-то карета.

Облака над водой проплывают устало.

Вальс окончен, и не станцевать контрданс.

Глупый ветер не знает, что счастья так мало:

Он печально поет этот невский романс.

Полина улыбнулась, узнав мелодию и песню. Но сейчас они вовсе не вызвали у нее тревожного предчувствия, как год назад. Ведь рядом с ней был ее Владимир — самый любящий, преданный и надежный мужчина на земле.

За оградой Летнего сада их дожидалась карета — элегантный экипаж с красными бархатными занавесками и золоченой сбруей. На дверце красовался родовой герб Владимира: грозный и одновременно добродушный медведь с секирой на плече в центре красно-золотого поля.

По знаку Владимира кучер распахнул дверцу кареты. Перед тем как сесть в экипаж, Полина обернулась назад и посмотрела на Неву.