– Ты там что, совсем берегов не видишь, сука? – Гусляков трусливо попятился. – Ты понимаешь, что сейчас делаешь?

– Рацию сюда! – приказал Алабян. – Совет на будущее, лейтенант! Ты разоружай, а не просто начинай мудохать. Мало ли кто подберет оброненное оружие?

– Ты же не выстрелишь…

– Уверен, лейтенант?! – Грохнуло. – Еще раз спрошу! Уверен? – Следующая пуля срезала ветку над макушкой Гуслякова. – Ну, лейтенант? Выстрелю или нет?! Рацию сюда, пока я не потерял терпение!

– Держи, псих, твою мать!

– Антипин! – Сурен, не выпуская оружие из рук, поднял рацию и поднес ее к губам. – Антипин, прием. Как слышишь?

– Слышу тебя отлично, Алабян. И вижу отлично; с вышки открывается просто великолепный вид, а я не спустился еще. Вы тут на поляне очень легкие мишени. Не дури, пацанчик, и спрячь оружие.

– Не могу, Паша. Прошу тебя, ты хороший человек, оставайся на месте и не выходи. И всем нашим скажи, чтоб на месте сидели. Вам же лучше. Что вам от одного искателя? Сидите! Пусть кто дернется – завалю Гуслякова. Ты не думай, у меня, помимо пестика, козырь в рукаве. Граната в кармане. Быстро выдерну чеку. Снайпером попытаетесь снять? А вы не думаете, что в лейтенанта попадете?! – Подошел почти вплотную, но так, чтобы Гусляков не мог выхватить ПМ из его хватки. – Мы слишком близко стоим.

– Зачем ты это делаешь, рядовой?

– Чтобы жизнь была прекрасна, – фыркнул Сурен. – Этот человек спас меня. Я не могу поступить иначе. Ты лучше меня понимаешь, что не всегда воинский долг и человечность идут рука об руку. Вспомни прошлый год и сожженную деревню. То, что ты сделал.

– Понимаю. Я отказался выполнять приказ. И лишь чудом избежал наказания. Ты же сейчас подписываешь себе смертный приговор.

– Да лучше так, чем смотреть, как человека, спасшего мою жопу, расстреляют за пригорком или упекут в бутырку. Не хочу быть животным, Пашка, знаешь ли. Как и ты не захотел им быть.

– Мы все животные, когда речь идет о жизни и смерти.

– Нет, не все, и ты и это прекрасно знаешь. Не переубеждай, Паш, я свой выбор сделал.

– Хорошо. А дальше ты что хочешь? От меня – что? Я всего лишь сержант.

– Хочу, чтобы все обошлось без жертв.

– Уходи, Алабян. Я попробую достучаться до наших бойцов, но оставьте Гуслякова. Просто бегите. И знайте, что если вы когда-нибудь приблизитесь к периметру, то прибью вас уже лично я.

– Мы уйдем. Вдвоем с Огоньком. Это тот сталкер, которого Гусляков хотел арестовать. К слову, я отведу лейтенанта метров на триста, выйдем из-под дальности снайперского выстрела – отпущу. – Сурен откинул рацию. – Разоружайся! – велел он, все еще целясь в Гуслякова.

Тот все исполнил.

– Пойдешь с нами. Помоги ему подняться. Отлично. Только попробуй навредить Огоньку, и я тебя убью. Иди за мной, будешь чем-то вроде гарантии и живого щита. Прости, лейтенант, но иначе никак. У меня граната в кармане. Выстрелят – погубят нас всех. Через пятьсот метров, на той полянке, отпущу.

У лейтенанта Гуслякова не было иного выбора.

Никто не стрелял им вслед.

Сержант Антипин, несмотря на свое не самое высокое звание, за последний год службы заработал невероятно высокий авторитет на КПП «Зимовище».

* * *

Избитого и измученного Сороку, чье лицо закрывал непроницаемый черный мешок, а руки, заведенные за спину, были перехвачены на запястьях тугой веревкой, грубо вытолкнули из салона микроавтобуса.

– Ваш клиент.

Боковая дверца «Спринтера» сразу же задвинулась. Сорока, упав, ушибся и застонал. Бусик уехал. Никита медленно приблизился, держа револьвер наготове. Скай шла за ним, поглядывала по сторонам, нос по ветру держала. Молчала, хотя ей было что сказать. Но она надеялась, что Никита и сам поймет, как поступить в этой ситуации.

– Помнишь меня? – Никита сорвал мешок. – Ты меня помнишь?

Он не вопил, не срывался; он спрашивал довольно холодно и даже отстраненно.

– Не… нет…

– Я единственный, кто тогда выжил. В Карьере. – Коннор схватил Сороку за ворот комбинезона и сильно встряхнул. – Макс. Сашка. Метла. Лис. Кон. Тебе о чем-нибудь говорят эти имена? Знаю, что говорят. Особенно Макс. Твой старый друг или приятель. Не помнишь, что ли?

– Так это ты… ты… Коннор… Что?.. Что тебе от меня надо?..

– Ты аж побледнел. Да, кусок дерьма, я Коннор, твой ночной кошмар и ангел мщения.

– Какое отношение… – Он поднялся, выпрямился. – Какое отношение я имею к Карьеру? – Его пошатывало, словно подвыпившего. – Ко всем… всем… этим… кроме Макса? – хрипел Сорока, говорить нормально не получалось. – Что я сделал не так?

– Так, братка, выходит, всадить нож в спину своему другу – это нормально? Это ты ничего не сделал не так? – Никита пересчитал патроны в револьвере. – Я бы застрелил тебя прямо сейчас, но все же интересно, сколько тебе заплатили и почему ты на это пошел? – Прокрутил барабан. – Лучше ответь. Тебе же лучше будет. – И стрельнул в колено Сороке.

Рев поднялся на весь хутор.

– Боль пройдет. Только расскажи мне все… – Никита приставил ствол ко лбу Сороки.

– Су… больно… больно… как…

– Сколько?!

– Двадцать тысяч!

– Убить стольких за двадцать штук?

– А… сколько ты… ты обычно берешь… берешь за убийство?..

– Пошел ты! – Приятный звук взводимого курка. – Речь о тебе!

– Я же знаю… знаю, Коннор, что ты был наемником. – Сорока сплюнул кровавым сгустком. – Тебя многие знают. Ты у многих отнял друзей. И вот тебя настигла карма. Ты думаешь… ты думаешь, что это я разрушил твою жизнь? Что я виновен в смерти этих парней? Лис пережил Карьер, Кон пережил Карьер, а потом они… черт… как же болит… ты… мне… больно…

– Зачем?

– Что – зачем?

– А то ты не знаешь.

– Мне нужны были деньги… небольшая сумма, чтоб до квартирки в Питере добить… а лезть самому… шкурой своей рисковать ради артефакта… Я продал инфу Максу, а потом торговцу… Я не знал, что его люди перестреляют ваших… не знал… думал, гоп-стопнут максимум, как лошар вас оберут, а оно… оно вон как…

– Иногда надо думать, для этого тебя природа мозгами и одарила.

– Так убей меня! – взорвался Сорока, брызгая слюной. – Убей! Закончи этот цирк! Ты думаешь, что я не мучился?! – Ярость, кажется, придала сталкеру сил, и он больше не стонал, не хрипел и не запинался, а говорил громко, четко и связно: – Он был мне как брат! Макс! И Малинин был мне дорог! Мы вместе служили в «Ударе»! Я не мог достать артефакт сам, это опасно! И не стоило того! Если бы мои спалили, то доложили бы Андрейченко, а там – арт в общак сдавай, а из общака – ученым его, а тебе – три копейки и членом по губам. У Макса в жизни не наскреблось бы нужной мне суммы, а Малинин, я знал, ушел от нас, чтобы открыть свою торговую точку. Вот я и решил сыграть на два фронта. Малинин был моим другом, и я попросил его просто гоп-стопнуть вас, просто забрать артефакт, а потом отпустить на все четыре стороны. Он пообещал. У меня не было оснований не верить другу! Я не желал гибели Макса! Просто моя квартирка… просто моя мечта, на которую не хватало этих несчастных двадцати с гаком тысяч долларов! Я и сам потом из «Удара» свалил… потому что переживал и мучился! Малинин отнекивался, говорил, что не он в Карьере это устроил, и я поверил! И в этот раз поверил! А потом ты слил доказательства в Сеть! Я все это время мучился! Убей меня, Коннор, прекрати это! Окажи мне сраную услугу!