написал Вере первый вариант вопроса, уточнив, что с ответом не тороплю, как и договаривались:

«Сможем ли мы быть вместе?»

А чуть позже, когда я уже был у отца и заметил, что Вера прочитала сообщение, но не ответила, добавил:

«Я должен уехать по работе, я ведь рассказывал тебе… Хочешь, я останусь?»

На самом деле отказ от подписания контракта и от сотрудничества с «No grace» грозил мне огромными проблемами — как денежными, так и репутационными, — но я был готов пойти на это, если Вера попросит.

Но она не попросила. Не знаю, минусом это считать или плюсом — я решил, что скорее второе. Хотя бы потому, что Вера ответила, а не проигнорировала этот мой вопрос. И её ответ был похож на заботу обо мне.

«Ни в коем случае! Поезжай, конечно. Во-первых, деньги сами себя не заработают, а во-вторых, нам с тобой и правда нужно обо всём хорошенько подумать».

И добавила через полминуты:

«Особенно тебе!»

Да, без подколки она не обошлась. Но я был рад даже такому ответу — тон Вериного сообщения был таким, словно она уже не особенно на меня сердилась. По крайней мере, выпиливать из своей жизни точно не собиралась.

А на следующий день я, вновь не сдержавшись, отправил ей:

«Идём ли мы с тобой дальше вместе или порознь?»

Вера прислала в ответ смешной задумчивый смайлик, который сам себе чесал макушку.

На протяжении следующих двух месяцев это станет нашей своеобразной игрой. За это время я пришлю Вере семьдесят два варианта вопроса о наших отношениях в будущем. От банального, но вполне серьёзного: «Подумай, хочешь ли ты быть со мной?» — до ироничного: «Хочешь ли ты связать свою жизнь с человеком, у которого в плейлисте стоят рядом Иоганн Себастьян Бах, «Metallica» и певица МакSим?»

Поначалу Вера не будет отвечать. Потом начнёт кратко отписываться: «Подумаю», или присылать забавные стикеры — например, тот, который бьётся головой об стену. Но с каждым новым сообщением Вере словно будет становиться всё смешнее и смешнее, а потом уже она и сама начнёт придумывать новые варианты не проговорённого во время нашей памятной встречи в театре вопроса.

Однако, несмотря на такое многообразие вопросов, ответа ни на один из них я так и не услышу.

89

Костя

Как же я был прав, что согласился на опыт гастролей именно с этой командой!

Если честно, я был удивлён их профессионализмом, сдержанностью и готовностью работать на износ, не скатываясь при этом к классическим стереотипным способам снятия напряжения в поездках — за сексом или наркотиками вообще никого не застукал. Алкоголь был лишь в умеренных дозах и строго после концертов, а не до.

График был плотный. За два месяца проехали семь стран, отыграв в общей сложности двадцать девять концертов.

Всё это время я мало с кем контактировал вне команды. Иногда созванивался с папой и, конечно, переписывался с Верой — как Костя, а не как Хэнг, наши анонимные аккаунты мы теперь не использовали, — впрочем, мне ни с кем никакого общения больше и не нужно было, если быть откровенным.

Что касается Кира, с ним я почти не разговаривал во время гастролей, ссылаясь на большую загруженность. Зачастую так оно и было, но, по правде говоря, я всё-таки избегал его. И у меня иногда возникало ощущение, что он меня тоже.

В голове до сих пор крутился вопрос, заданный мне Верой тогда в театре:

«…ты же понимаешь, что твоей дружбе с Киром после такого придёт конец?»

Я не спешил с однозначным ответом на него. Хотел дотянуть до встречи с Верой и уже по её итогам решать, что делать дальше с Киром. В конце концов, это касается не одного меня. И если бы Вера сказала, что у нас с ней нет будущего, но при этом она не хочет рассказывать о случившемся между нами Киру, то мне пришлось бы тоже хранить молчание из уважения к ней. Не знаю, смог бы я в таком случае общаться с Киром и дальше или не смог — из-за угрызений совести. Но, к счастью, находясь в туре, можно было не решать эту проблему, как и множество остальных. Да и кто знает, что ещё может произойти в моё отсутствие. Это я тоже понимал, поэтому просто ждал своего возвращения.

С Верой мы каждый день оставались на связи. При этом у нас выработались негласные правила, которые никто ни разу ни нарушил. Мы не говорили о «нас». Кроме тех вопросов о нашем будущем, которые быстро превратились в непрекращающийся прикол. Но прикалывались мы только в переписке.

«Подумай, Вера, стоит ли менять шило на мыло или лучше остаться мамой-одиночкой и завести кого-то понадёжнее мужчины — например, большого пушистого котяру?»

И это Вера написала, а не я. Я в ответ заявил, что самый большой котяра — это тигр, а самый пушистый — манул, и поинтересовался, кого из них она собирается заводить — или, может, сразу обоих?

В общем, дурачились от души.

Мы с Верой по-прежнему общались как друзья. И лишь иногда заходили на территорию, на которой обычно случается нечто большее, чем дружеское общение. Всё-таки забота и переживания друг за друга выдавали наши чувства с потрохами.

Примерно через месяц после начала тура я не смог доиграть концерт в Новосибирске из-за мощного удара током, который прошёл через меня, когда мне пришлось собственноручно исправлять технические неполадки вместо пьяного работника концертного зала. Мне даже вызывали скорую помощь, но в итоге всё обошлось лёгким испугом.

Несмотря на то, что меня давно не било током, а до обращения к врачам после подобного и вовсе никогда не доходило, сильнее впечатлило не это, а то, как Вера переживала за меня! Я на мгновение даже подумал, а не купит ли она билет на самолёт, чтобы проверить, не занимаюсь ли я бравадой, когда говорю, что со мной всё в порядке. Мы созвонились по видеосвязи, и я стал изображать, что не могу дотронуться до кончика носа и тычу пальцем себе в глаз, а потом с трудом связываю слова и заплетающимся языком говорю в камеру:

— Ты кто такая? Я тебя не знаю!

— Вот теперь вижу, что ты в порядке, — засмеявшись, сказала Вера.

И в то же время, если Вера куда-то уезжала по делам и должна была возвращаться поздно вечером, мне, будучи на другом конце страны или за границей, непременно требовалось знать, нормально ли она добралась до дома. И,