«Абсолютный» нейтралитет понимался, однако, Румынией несколько своеобразно, так как через румынскую территорию шел в Турцию непрерывный поток военной контрабанды. Сами австрийцы привыкли смотреть на Румынию как на своего негласного союзника. Принужденные, например, военной обстановкой эвакуировать Черновцы, они переотправили до 300 вагонов с продовольствием к границам Румынии.

В двадцатых числах августа известия о настроении в Румынии стали столь тревожными, что Верховный главнокомандующий великий князь Николай Николаевич приказал на всякий случай составить для него соображение о том, как приспособить начавшееся в Галичине наступление русских войск к возможному враждебному наступлению против России румын.

Стратегическое развертывание русских войск было в некоторой мере к этому приспособлено расположением на крайнем левом фланге, на уступе, довольно сильной армии генерала Брусилова. Эту 8-ю армию и имелось в виду повернуть в случае надобности на юг с целью удара по румынским войскам.

Чтобы отдалить Румынию от Центральных держав и затруднить ей навсегда возможный без этой меры поворот на сторону Австрии, Верховный главнокомандующий в своей переписке по этому поводу с С.Д. Сазоновым допускал даже занятие румынскими войсками части Буковины или вступление их в Трансильванию, но лишь при условии широкой огласки, долженствовавшей установить, что это занятие произошло по приглашению России. Насколько я знаю, румыны от этого предложения отказались.

К середине сентября австрийцы в результате поражения в галичских боях стали уходить за Сан к Вислоке. Очевидно, что в этот период времени активное выступление румын не имело для России значения. Дело было сделано без них; австрийская армия получила такие удары, от которых оправляются вообще с трудом. Но Россия вела войну не одна. Союзники продолжали усматривать в активном выступлении Румынии способ увлечь на свою сторону Италию и даже Болгарию, почему русское Министерство иностранных дел принуждено было также стать на эту точку зрения. Однако Румыния в ответ на заигрывания с ней достаточно ясно намекала на ее желание получить ту часть Бессарабии, которая была присоединена к России в 1878 г., умышленно забывая те огромные компенсации на Дунае, которые она за эту уступку получила.

Наконец, 1 октября 1914 г. между русским и румынским правительствами состоялось соглашение, в силу которого Румыния обязывалась хранить по отношению России «благожелательный» нейтралитет. В расплату за таковой Россия брала на себя обязательство противиться попытке третьей стороны нарушить существовавшие границы Румынии и признавала за последней право в случае победы держав Согласия аннексировать австро-венгерские владения, населенные румынами, не исключая и территории Буковины.

Этим актом Россия приобретала достаточно прочное прикрытие на Западном фронте своего левого фланга. Для держав Согласия нейтральная Румыния, благожелательная к этим державам, затрудняла своим положением между Австро-Венгрией, с одной стороны, Болгарией и Турцией – с другой, связь между названными государствами и доставку на Балканы предметов военной контрабанды. Независимо оттого враждебный державам Согласия союз должен был лишиться возможности эксплуатации в своих интересах богатого сырыми продуктами румынского рынка.

Что касается попытки вовлечь Румынию в состав Балканского блока, над образованием которого много трудились одно время дипломаты держав Согласия, то таковая не вызывала в Бухаресте никакого отклика, тем более что от Румынии требовалась уступка Болгарии Добруджи. В начале декабря 1914 г. румынское правительство категорически заявило, что вследствие неготовности армии и трудности зимней кампании оно вынуждено отложить выступление Румынии до февраля следующего года.

Но и этот срок оказался не более как блефом в искусном жонглировании Братиано между державами Согласия и Центрального союза. Уже в начале января 1915 г. в Ставке были получены сведения, что Румыния слишком откровенно проводит свои меры по укреплению военной готовности, нисколько не боясь встревожить своими военными приготовлениями Австрию, причем в обмен на бензин рассчитывает получить от наших военных врагов в двухмесячный срок более чем на 20 млн франков боевых припасов. Получалось впечатление, будто Румыния снабдила Центральные державы успокоительными заверениями, что ее военные приготовления направлены своим острием вовсе не против них. В этом предположении нас укрепляли еще более сведения о непрекращающемся провозе через Румынию военной контрабанды. Все эти сведения привлекали к себе серьезное внимание великого князя Николая Николаевича, который приказал на подозрительное поведение Румынии обратить внимание министра иностранных дел. Верховный главнокомандующий допускал возможность даже наличия особого договора с Австрией, по которому эта последняя могла бы предоставить Румынии (а может быть, и Италии) занятие некоторых пунктов своей территории, как бы в залог расплаты за тот нейтралитет, который эти государства обязуются соблюдать. Были, правда, факты, и противоречащие как бы предположению о возможности перехода политических симпатий Румынии на сторону наших врагов. Так, в том же январе Румыния обратилась к нам с просьбой уступить ей 3 тыс. лошадей. Великий князь высказался по этому поводу условно: удовлетворение просьбы признавалось возможным только в том случае, если Румыния бесповоротно решит примкнуть к державам Согласия. Все эти запутанные данные требовали выведения политики румынского правительства, что называется, на «свежий воздух»: с нами, наконец, вы или против нас?

В середине апреля 1915 г. А.П. Извольский в подробной телеграмме на имя С.Д. Сазонова, подводя итоги своих наблюдений над событиями на Западном фронте и над настроениями общественных кругов во Франции, выразил мысль, что на Западе сложилось убеждение в необходимости введения в обстановку войны новых элементов, каковыми должны почитаться выступление Италии и Румынии. Основываясь на уступках, сделанных Россией в вопросе о проливах, общественное мнение на Западе, по словам русского посла в Париже, настойчиво указывало на необходимость проявления Россией большей сговорчивости в переговорах с Италией и Румынией.

«На Западе, – указывал Извольский, – перспектива второй зимней кампании может круто повернуть общественное мнение и вызвать в ней припадок отчаяния».

В силу этих соображений наш министр иностранных дел с согласия Англии и Франции принял на себя 3 мая ведение переговоров об изменении Румынией своего «благожелательного нейтралитета», к тому же, как мы выше видели, плохо выполнявшегося, на прямое вступление ее в коалицию держав Согласия.

Эти переговоры были приняты благожелательно, по причинам «психическим», также русским общественным мнением. Даже в армии, которая должна была летом 1915 г. выдерживать натиск соединенных германо-австрийских сил, складывалось мнение о психологической пользе выступления как Румынии, так и Италии на помощь России.

Однако переговоры с Румынией продолжали затягиваться по причине требовательности последней. Румыния продолжала ставить неприемлемые условия в отношении будущего разграничения с Россией и Сербией, главным образом в Буковине, Угорской Руси и в Банате. К сожалению, время этих переговоров совпало с оставлением русской армией Перемышля, каковое событие, несмотря на его военную малозначительность, было принято во Франции крайне нервно. Русский посол в Париже в ряде пространных телеграмм сообщал С.Д. Сазонову, что там удручены известием об обратной отдаче неприятелю Перемышля и с настойчивостью возвращаются к вопросу о привлечении Румынии на сторону держав Согласия. Мнение о «спасительности» этого привлечения сложилось также и в Лондоне, не без усилий, конечно, румынских дипломатов.