в пятистах милях к северу, – около двухсот человек, находившихся в распоряжении Файоля, были наготове и выражали желание идти в бой, но сражаться им было практически нечем. Как Верховный главнокомандующий союзными войсками Эйзенхауэр стремился сплотить своих солдат, моряков и летчиков перед высадкой, произнося речи о том, что «взоры всего мира обращены на вас». В Верхней Луаре же люди чувствовали, что мир совершенно забыл об их борьбе.

«У нас нет времени проверить, кто она такая. Нам нужно увидеть ее немедленно, – заключил Файоль после того, как они кратко обсудили ситуацию. – Возможно, она сможет нам помочь»[335]. Нарушив комендантский час, в три часа ночи мужчины пробрались к отелю и направились к комнате Вирджинии. Тридцатидевятилетний Файоль, еще не участвовавший в боевых действиях, придерживался традиционных взглядов. В каждой группе Сопротивления женщинам приходилось бороться со стереотипами о своих предполагаемых слабостях, и если их вообще принимали, то поручали выполнение «женских» обязанностей, таких как приготовление пищи и починка одежды. Во многих группах были мужчины, сбежавшие из тюрьмы, – в мирное время они, вероятно, все еще были бы за решеткой. Случаи сексуального насилия были в то время обычным явлением. Большинство мужчин, включая Файоля, считало войну исключительно мужским делом.

Однако он никогда раньше не встречал женщину, подобную той высокой, закаленной в боях фигуре, которая так уверенно открыла перед ним дверь посреди ночи. Французская компаньонка Вирджинии, мадам Буатье, сидела в темном углу маленькой, тускло освещенной комнаты, не говоря ни слова. После беглого представления Вирджиния перешла к делу. Мужчины могли слышать громкий гул самолета, низко летевшего над ними, пока она задавала вопросы один за другим с «сильнейшим акцентом»: Ваше звание? где вы работаете? кто отдает вам приказы? установили ли вы зоны парашютной заброски? можете ли вы найти сорок хороших людей? что вам необходимо? И, наконец, с напором потребовала ответа на вопрос: «Будете ли вы беспрекословно выполнять мои приказы?»[336]

Пораженный этим допросом, Файоль ответил, что у него есть разведывательная группа под названием «десантная компания Исенжо» (Yssingeaux Parachutages), которая составила список возможных зон для заброски. Найти сорок человек не составит проблемы, но их было бы гораздо больше, если бы только у него было снабжение для их поддержки.

– На какие операции вы рассчитываете? – спросил Файоль.

– Саботаж, – сказала она. – Что вам для этого необходимо?

– Оружие, взрывчатка и деньги, особенно на еду, – последовал ответ.

Вирджиния проинструктировала своих посетителей вернуться на машине в восемь, менее чем через четыре часа. «Съездим посмотрим на зоны высадки», – сказала она им.

Это было для Файоля непростой задачей. Водить автомобиль без специального разрешения запрещалось, любой транспорт было трудно разыскать, не говоря уже о бензине. Тем не менее автомобиль был найден, и Файоль подъехал к отелю в назначенный час на черном переднеприводном «Ситроене» с низкой посадкой, который так любили в гестапо за его элегантность и управляемость. Однако конкретно этот автомобиль обладал двумя интересными особенностями. Он мог двигаться быстрее, поскольку у него был форсированный двигатель (адаптированный для работы на секретном запасе бензола), и его ветровое стекло можно было откинуть, позволяя пассажирам вести огонь. Однако важнее всего было то, что немецкие патрули будут считать автомобиль «своим» и позволят свободно проехать.

В четверг, тихим и спокойным утром, Вирджиния, Файоль и два других макизара выехали на осмотр девяти возможных зон высадки на обширном плато. У Вирджинии была система проверки для каждой из них. Сначала она уточняла размеры (зона выброски должна была быть около полумили в поперечнике и располагаться на ровной, сухой земле без препятствий или ям). Затем проверяла силу ветра, подняв платок за угол, – если он не лежал полностью горизонтально, значит, скорость ветра составляла менее пятнадцати миль в час[337], и это подходило для парашютной заброски. Она отмечала координаты, выбирала кодовое название (в честь какой-либо рыбы) и опознавательную букву, которую при помощи лампы следовало передать азбукой Морзе пилоту приближающегося самолета. Каждой зоне также присваивалось определенное сообщение. Любимая зона выброски Вирджинии в самой высокой части плато носила кодовое название Лещ, имела опознавательную букву R, и за несколько часов до высадки французская служба «Би-би-си» объявляла: «Cette obscure clarté tombait des étoiles» (фр.: «И вот, при свете звезд, во мраке молчаливом»[338]), – чтобы встречающие могли подготовиться.

Вирджиния была впечатлена представлявшимися возможностями, но не могла сразу же связаться с Лондоном – она оставила дома свой радиопередатчик, опасаясь проверок нацистов или Французской милиции. Она сказала мужчинам, что ей нужно вернуться на базу, прежде чем предпринимать дальнейшие действия: «Я не могу принять окончательное решение в одиночку, но я либо вернусь, либо пошлю вам задание для выполнения». Возвышаясь над ними, сидя на большом камне, Вирджиния объяснила, что им придется конкурировать за ограниченные ресурсы с другими достойными группами – такие регионы, как Верхняя Марна, например, уже пять месяцев ждали заброски. Немцы безнаказанно пользовались их шоссейными и железными дорогами, поскольку у местных маки совсем не было оружия[339]. «Что касается денег, то их я могу дать вам сегодня, они у меня прямо здесь», – сказала она, похлопав себя по животу.

В тот же день они снова собрались в прокуренной комнате за галантерейным магазином, принадлежавшим матери Мориса Лебра[340]. Как только Вирджиния вбежала внутрь – больше никакого старушечьего шарканья, – она открыла пояс с деньгами, застегнутый на ее талии, и протянула Морису пачку тысячефранковых банкнот: «Здесь 150 000 франков. Пересчитайте». Морис изучил пачку, прежде чем ответить: «Здесь 152 000 франков». «Посчитайте еще раз. Там точно 150 000». Морис пересчитал снова, но продолжил настаивать, что она дала ему лишних две тысячи. «Ага!» – она понимающе улыбнулась. Он прошел ее испытание на честность. Вирджиния встала, готовая уходить, и протянула им клочок бумаги с именем, адресом, находящимся на рю де Донзи в Коне и паролем: «Я пришел от Жан-Жака». В случае необходимости там они могли передать для нее сообщение[341]. Затем она ушла, оставив почти потерявших дар речи мужчин в благоговении, хотя одного из группы уже тогда, как она узнала позже, начал возмущать ее очевидный авторитет.

Вирджиния вместе с мадам Буатье отправилась обратно на север, вернувшись к своему безумному циклу организации и снаряжения групп в Центральной Франции, а также к руководству их полномасштабной диверсионной кампанией. Там никто не знал, где она была пару дней, и, конечно, не никто не смел ее об этом спросить. 17 июня она сообщила Лондону, что группа в Шамбон-сюр-Линьон насчитывает не менее двухсот «отличных ребят с хорошим руководством» и может быстро