Горлас ударил по рапире Мурильо собственной и отбил ее в сторону, намереваясь оценить ответную реакцию.

Которой не последовало. Мурильо просто восстановил изначальную позицию.

Горлас принялся атаковать его колющими ударами в районе выпуклой гарды, пытаясь раздразнить и рискуя при этом, что его рапира окажется захвачена завитками поперечной планки, но для этого Мурильо пришлось бы изогнуть запястье – не сильно, но достаточно, чтобы Горлас смог молниеносно атаковать сквозь открывшуюся защиту, так что Мурильо предоставил ему забавляться. Спешить ему было некуда; отягощенный усталостью и больными ногами, он полагал, что для завершения дуэли у него будет только один шанс. Острием в коленную чашечку выставленной вперед ноги; или же ниже, в сапог; или стремительно рубануть по сухожилиям запястья, лишив его возможности держать оружие – может статься, навсегда. Или выше, в плечо, останавливая выпад.

Горлас все давил, сокращая дистанцию, и Мурильо сделал шаг назад.

Боги, как больно.

Он чувствовал, что в сапогах мокро, что из лопнувших мозолей сочится прозрачная жидкость, как ее там звать.

– По-моему, – заметил Горлас, – у тебя, Мурильо, что-то с ногами. Ты как по гвоздям движешься.

Мурильо пожал плечами. Ему было не до разговоров; острая боль и без того мешала сосредоточиться.

– Какая у тебя древняя стойка, старик. Слишком… вертикальная.

Горлас продолжил свои стремительные волнообразные движения рапирой, не слишком угрожающие, но с разных направлений. Он принялся ритмично раскачиваться на носках взад-вперед, пытаясь втянуть в этот ритм и Мурильо.

Когда он в конце концов атаковал, движение оказалось взрывным, молниеносным.

Мурильо разгадал его финты, поймал и парировал выпад, нанес контрудар – но для этого ему пришлось шагнуть назад, так что кончик рапиры лишь разрезал ткань на рукаве Горласа. Прежде чем Мурильо успел что-то сделать, молодой дуэлянт продолжил атаку, нанеся сперва мощный парирующий удар, а затем еще выпад, далеко вытянувшись вперед всем туловищем – так далеко, что Мурильо не успел ни отступить, ни парировать.

Левое плечо обожгла боль. Мурильо отшатнулся, снявшись этим движением с кончика рапиры, восстановил баланс, выпрямился.

– Кровь, – сказал он напряженным от боли голосом.

– А, всего лишь, – отозвался Горлас, снова начавший раскачиваться. – Я передумал.

Одним оскорблением больше, чем следовало. Ничему-то я не учусь.

Сердце Мурильо тяжело колотилось. Шрам от последней, чуть не убившей его раны пульсировал так, что, казалось, она вот-вот откроется снова. Из проколотой мышцы плеча толчками вытекала кровь, по руке ползли теплые струйки, рукав успел намокнуть на локте.

– Кровь, – повторил он. – Как ты верно догадался, Горлас, я не в той форме, чтобы продолжать. Мы договорились при свидетеле.

Горлас кинул взгляд на своего мастера.

– Помнишь ли ты в точности, что было сказано?

Старик пожал плечами.

– Кажется, что-то насчет первой раны…

Горлас наморщил лоб. Старик кашлянул:

– …но и все. По-моему, это был просто разговор. Не припоминаю, чтобы вы договорились о каких-то условиях.

Несколько сотен зрителей в яме под ними издавали крики нетерпения. Нет ли среди них и Драсти?

– В позицию! – скомандовал Горлас.

Значит, так тому и быть. Десять лет назад Мурильо стоял бы сейчас над его трупом, само собой, расстроенный и исполненный сожаления, что дело не удалось разрешить миром. Но то была роскошь дней давно минувших, когда мир был чище, а здесь и сейчас все оказалось столь… неаккуратно.

Я пришел не затем, чтобы умереть. Нужно что-то предпринять. Я обязан выжить. Ради Драсти. Он занял позицию. Что ж, он ранен, и это более или менее гарантирует, что он теперь перейдет к защите, ограничиваясь лишь контрударами и, быть может, единственной полноценной контратакой – чтобы получить еще рану, но и самому нанести убийственный удар. Разумеется, у Горласа в голове именно такая картина, которая и определит его тактику. Пора ему удивить ублюдка.

Его шаг вперед и последующий выпад были самой элегантностью – движением изящным и для человека его возраста весьма быстрым. Горлас, как раз в это время качнувшийся к нему, был вынужден отпрыгнуть на полшага и парировать удар движением резким, но неприцельным. Контрудар также был отчаянным и неточным, Мурильо поймал его собственным парирующим ударом кверху и тут же атаковал повторно – ударом, на который рассчитывал с самого начала, – полный выпад, нацеленный прямо в грудь противнику – неважно, сердце это будет или легкие…

Каким-то невозможным образом Горлас шагнул ближе к нему, миновав выпад – отпрыгивая назад, он никуда не переносил вес тела, просто изогнул туловище, – и новый его удар отчаянным вовсе не был.

Мурильо увидел, как блеснула даруджийская сталь, и вдруг утратил способность дышать. Что-то хлестало ему на грудь, и оно же выплескивалось изо рта.

Он почувствовал, как внутри горла что-то оторвалось, – Горлас выдернул клинок и сделал шаг направо.

Мурильо развернулся следом за ним, но не сумел вовремя остановить движение, ноги подогнулись, он рухнул вперед и оказался на каменистой почве.

Мир потемнел.

Горлас что-то произнес – может статься, слова сожаления, хотя это вряд ли.

Прости меня, Драсти. Прости меня…

Тьма сомкнулась над ним.

Он на мгновение пришел в себя от удара сапогом в лицо, однако боль быстро унеслась прочь вместе со всем остальным.

Горлас Видикас стоял над телом Мурильо.

– Распорядись, чтобы погонщик отвез тело, – сказал он мастеру и нагнулся, чтобы вытереть клинок о заношенный до прозрачности шелк на рукаве убитого. – Пусть доставит в таверну «Феникс», вместе с рапирой и прочим.

В яме внизу рудокопы приветствовали его радостными криками и ударами инструментов об инструмент, подобно толпе оборванных варваров. Горлас развернулся к ним и отсалютовал. Крики удвоили силу. Он снова повернулся к мастеру.

– Вечером каждому еще одну кружку эля.

– Они будут пить за вас, советник!

– Да, и пусть кто-нибудь приведет мальчишку.

– По-моему, у него сейчас смена в забое, но я отправлю за ним людей.

– Хорошо, и можно при этом обойтись без особых нежностей. Но смотри у меня – чтобы ничего такого, от чего он не смог бы восстановиться. Если его убьют, я каждому лично кишки выпущу – убедись, что они это хорошо поняли.

– Я так и сделаю, советник. – Старик поколебался. – Я никогда не видел такого мастерства – ну прямо такого мастерства, – я уж было думал, что вам конец…

– Наверное, он тоже так думал. А теперь приведи погонщика.