«Меллинтан, сейчас бы шагнуть на шканцы, сейчас бы стать возле рулевого и задать курс на Шанту», — думал диллайн, стараясь хоть на миг забыть о том, что от него ждут объяснений.

Совенок не отступится так просто, он никогда не пасовал перед таким препятствием, как воля отца.

— Ты вполне можешь официально объявить о своем несогласии. Это пойдет на пользу твоему образу.

Идгард отмахнулся от этих слов, как от назойливых мух.

— Мой образ тут ни при чем. Я не понимаю, почему ты так усиленно хочешь выставить себя перед обществом кровавым тираном и безжалостным убийцей.

Аластар насмешливо прищурился.

— Возможно, потому, что я такой и есть. Тиран и убийца. Одержимые Властью, получив вожделенное в полное владение, другими не бывают, да будет тебе известно.

— И все же почему Веаны?

Молодой человек попытался перехватить взглядом взгляд отца. Тщетно. Тот глядел за оконный переплет золотыми глазами с крошечной точкой зрачка. И молчал.

«Какое удивительное фамильное сходство, — думал князь. — Я спросил то же самое у Сины. А ведь она права — другого повода избавиться от этих алчных выскочек может не представиться. Надо пользоваться наилучшим моментом. Кстати, солнечная погода продержится еще несколько дней, ветер устойчивый, не слишком порывистый. Решено! Пока оппозиция ликует и строит планы, я выйду в море».

— Почему, спрашиваешь, Веаны? — резко спросил он. — О, тут все просто. Они оба возвысились за счет дочери и сестры, так почему бы им не разделить ее судьбу? По-честному было бы повесить только папашу, но оставлять в живых взрослого сына-мстителя не слишком дальновидно, не находишь? Поэтому на эшафот отправятся оба, а их участь послужит назиданием и предупреждением всем прочим.

— Не поможет. Скажут, что ты сбесился из-за отказа Джоны. Или того хуже — решил избавиться от надоевшей любовницы таким провокационным способом. О! — Идгарда озарило. — Ты искал очередной повод начать гонения на богатых выскочек и нашел его.

— В принципе так и есть. Имущество преступников будет конфисковано в пользу казны, а Веаны успели неплохо обогатиться за счет своего особого положения. Я вывел больших старых щук, но подросли молодые и успели поднакопить жирок. Но Амэ я не убивал. Ты хоть понимаешь, что на ее месте могла быть твоя мать?

Признаваться сыну и всему Файристу, что настоящая убийца оказалась настолько глупа, что стала марионеткой в руках заговорщиков, Аластару не хотелось категорически. Попахивает дешевой мелодрамой. Правда почти всегда такова — проста и незамысловата, как застиранная дырявая простыня. Сколько ни накрывай ее сверху атласами и шелками, а спать придется все равно на жестком. Посему за предложение Сины князь ухватился обеими руками. Коль дураки сами дают тебе оружие против них, то почему бы и не воспользоваться?

— Так найди настоящих преступников! Накажи тех, кто действительно виновен!

Аластар склонил голову к плечу и стал похож на хищную птицу.

— И найду. Вот тогда ты и весь Файрист узнаете, каким должен быть настоящий тиран и убийца. К слову, умри не Амэ, а Джона, твой любезный «дядюшка» Вилдайр залил бы кровью каждую пядь нашей земли во имя мести. Тебя это не смущает? Или дядюшке Вилдайру можно?

И это счастье, что покушались вовсе не на Джону. Амэ погибла из-за интриг папаши и братца, как это ни прискорбно. И если бы не совет умной дочери…

— Удар ниже пояса, отец.

— Значит, мы сегодня квиты, сын.

Эск встал, подошел к окну и демонстративно повернулся к наследнику спиной, давая понять — аудиенция закончена, и горе тому, кто осмелится продолжить бесполезный спор.

В такие моменты Идгарду казалось — еще мгновение, и отец шагнет вперед, сквозь стену, навстречу ветру и последнему полету бескрылого существа.

…Пестрые бока важенки вздымались и опадали, мощные задние ноги вязли в снегу, но почти загнанная оленуха все еще боролась. Умфрэйд одним великолепным прыжком взвилась над снежной равниной, на миг застыла, распластавшись в полете, вольная и неотвратимая, как стрела. Жаркий и густой запах добычи, ее борьбы и страха, заполнил ноздри волчицы, и в восторге дочь Морайг щелкнула клыками, уже почти…

— Ваше превосходительство! Эрна Хайнри!

Госпожа полковница распахнула глаза, в которых еще отражались бескрайние снега и сладкий бег по равнинам Оддэйна.

В дверь стучали деликатно, но настырно.

— Ваше превосходительство!

— Какого змея, Эйдри?! — Спросонья ролфийка не то хрипела, не то рычала, но секретаря, привычного к ее нраву, такой ответ не смутил.

— Ваше превосходительство, сообщение из Индары! Срочно, весьма срочно. Лично в собственные руки вашего превосходительства!

— Там-то что могло стрястись? — риторически вопросила Паленая Хайнри, обращаясь к беленому потолку у себя над головой, и недовольно буркнула: — Ждите!

Спустить ноги с кровати — это полдела, надобно ведь еще и встать, нашарить на полу шлепанцы и умудриться попасть в рукава халата. И куда, скогти его Локка, запропастился ночной чепец?

— А-а, и пусть его… — проворчала резидентша, изворачиваясь, чтоб завязать кушак халата одной рукой. — И где собака Тангейн, а? Запил, что ли… Эйдри! Войдите и помогите же мне!

Помощник немедля просочился в спальню, старательно отводя глаза. Видеть госпожу полковницу этакой растрепой было и впрямь непривычно, но что ж поделать, если ее превосходительство сама строжайшим образом повелела будить ее в любой час, если доставят срочные известия?

— Прекратите моргать, будто сыч на ветке, и помогите мне одеться. Запишите — сержанту ир-Тангейну пять плетей, коли не найдется оправданий его отсутствию. За леность! Который нынче час?

— Четверть пятого, ваше превосходительство.

— Та-ак… — искомый чепец нашелся у госпожи резидентши на голове. Эрна Хайнри сунула под него руку, поскребла ногтями лысину и сильно потерла глаза. — Раз мой денщик сгинул, будете вместо него. Курьера и горячей кадфы в мой кабинет. Живо!

— Но, ваше превосходительство… — капитан Эйдри чуть развел руками и вздохнул. — Там… э-э… ваш шурий спит.

— Где?

— В вашем кабинете. В креслах. Вы же сами позволили ему изучить бумаги, вот он и… э-э… увлекся. Наверное. А сержант ир-Тангейн его сторожит, на всякий случай.

— Чтоб не уполз? — Пробуждение эрны Хайнри дошло до стадии утреннего сарказма. — Отставить плети. Кувшин кадфы и дюжину гренок в мой кабинет, и курьера все равно туда. Выполнять!

Шурий, и верно, спал, причем весьма трогательно — свернувшись клубочком в двух составленных вместе креслах. Эрна Хайнри посмотрела на Джэйффовы ноги в сапогах, возложенные на ее, Хайнри, любимый пуфик, потом на Джэйффов же зад, умостившийся в ее, Хайнри, любимом кресле, и угрюмо засопела. Ролфийское гостеприимство, конечно, штука легендарная, но всему должна быть мера!