В начале 1745 года балов было много в Париже, потому что 23 января дофин, сын Людовика XV, женился на инфанте Марии Терезе Антуанетте Рафаэле, дочери Филиппа V, и горожане, чтобы доказать свою радость королю, которого они с любовью называли Возлюбленным, давали праздник за праздником по случаю этого брака.

Главы ремесельных корпораций развили бурную деятельность. Определив дни торжеств, они воздвигали бальные залы то в одном месте, то в другом, сегодня на Вандомской площади, завтра на площади Побед, послезавтра на Гревской. Каждая корпорация участвовала в подготовке: плотники строили залы, обойщики приносили мебель и обои, фарфорщики доставляли вазы, торговцы цветами и гирляндами украшали залы, представители других ремесел помогали, чем могли. Общими усилиями представителей всех ремесел достигалась невероятная роскошь, которой не могли похвастать самые богатые буржуа. Торговцы вином устраивали в цветах фонтаны из шампанского и бургундского, лимонадчики зажигали бассейны из пунша, кондитеры воздвигали леденцовые дворцы. Эти праздники поистине были изумительны и очаровательны, они наделали такого шума, что король было изъявил желание присутствовать на одном из них, но тут же передумал, потому что терпеть не мог церемониальных выездов.

Как жаль, что историки, занимаясь хроникой событий, никогда не занимаются характером людей, принося в жертву фактам нравственную сторону жизни. Анализ характера Людовика XV, возможно, объяснил бы все недостатки его царствования. Он был любезен, кроток и очень снисходителен, никогда не говорил неприятностей, но при этой любезности, кротости и снисходительности был очень и робок, не уверен в себе и не имел твердой воли. На больших церемониях он говорил мало, боясь показаться косноязычным, и в первые годы своего действительного царствования (то есть после смерти кардинала Флери) иногда так сильно смущался на публике, что не мог выразить своих мыслей. В узком кругу, напротив, он был остроумен и весел.

Людовик был счастлив только в частной жизни, а политические дела и большие приемы были для него чрезвычайно тягостны — это объясняет многое в его царствовании.

Когда король решил не присутствовать на народном празднике, придворные, особенно Ришелье, старались уговорить его.

— Государь, — сказал герцог как-то утром, когда Людовик был в хорошем расположении духа, — купеческий старшина приезжал ко мне вчера с предложением, которое показалось мне прекрасным.

— С каким предложением? — спросил король.

— Дать в ратуше не бал, а маскарад.

— Что ж, герцог, и я не вижу никаких препятствий тому, чтобы купеческий старшина привел в исполнение свою идею. Пусть дает маскарад, если хочет.

— Значит, ваше величество сможет наконец удовлетворить свое любопытство.

— Я?

— Конечно. Маскарад не нуждается в каких-либо церемониях. Вы можете инкогнито поехать в ратушу, государь, и будете присутствовать на празднике без того неудобства, которое столь не по душе вам. Вы увидите, как танцуют ваши хорошенькие купчихи и мещанки, которые, не зная о вашем присутствии, будут веселиться до упаду. Вы сможете свободно потешаться над карикатурными масками, словом, государь, вы приедете и уедете, когда вам будет угодно.

— Это прекрасная мысль, любезный герцог! — сказал Людовик, улыбаясь.

— Вы находите, государь?

Этот разговор происходил в нише у окна, служившего секретным кабинетом королю. Если он уводил придворного в эту нишу, то тем самым оказывал ему величайшую честь. Придворные, находившиеся в комнате, стояли на значительном расстоянии от окна, так что никто не мог слышать разговор между королем и герцогом.

Вечером за картами Людовик сказал герцогу, что согласен. Этого было достаточно, и Ришелье тотчас же, занялся всеми приготовлениями. Тайну было необходимо сохранить, и Ришелье предупредил купеческого старшину, который, в свою очередь, предупредил своих друзей. Каждый муж сказал об этом по секрету своей жене, каждый отец — своей дочери, каждый брат — своей сестре или сестре своего соседа.

Уверенный, что никто на свете (кроме Бине, камердинера и герцога Ришелье) не мог знать, что он поедет на маскарад, король с чрезвычайными предосторожностями занялся своим туалетом. Играя в карты с королевой, он сослался на сильную мигрень, чтобы избежать церемонии, предшествовавшей отходу ко сну.

В девять вечера Бине ждал его в спальне с двумя дежурными камердинерами и четырьмя пажами. Людовик ХV сам запер дверь и сказал с ребяческой радостью:

— Мне удалось! Никто не знает ничего! — Он посмотрел на четырех пажей, окруживших его, и добавил: — Вы наденете маски и поедете со мной.

— О государь! — воскликнули хором четыре избалованных подростка в один голос, сдерживаясь, чтобы не запрыгать от радости.

— Идите, господа пажи, — сказал король, — но если вы расскажете кому-нибудь об этом…

Все четверо поклонились с выражением решимости мужественно хранить тайну.

— А где Даже? — спросил король.

— Здесь, государь, он ждет, — отвечал Бине, открывая дверь.

Даже вошел, за ним проследовал его помощник, неся четыре парика различной формы.

— Даже, — сказал король, — надо сделать так, чтобы меня не узнали.

— Не узнали вас, государь? — воскликнул Даже. — Но это невозможно.

— Почему?

— Потому что никто не может быть похожим на короля и король не может ни на кого быть похожим. Как бы ни был я одарен, государь, вы все-таки останетесь королем.

— Так меня узнают?

— Думаю, да, ваше величество.

— Даже, вы отнимаете у меня обманчивую мечту.

— Может быть, ваше величество, вас и не узнают, но многие наверняка предположат, что перед ними король.

— Причешите меня как можно лучше, Даже.

— Постараюсь, государь. Какой костюм наденет ваше величество? — спросил знаменитый парикмахер, изящно расправляя складки пеньюара в то время, как три пажа встали вокруг короля, держа в руках по зеркалу так, чтобы король мог себя видеть сразу с трех сторон.

— Какой костюм я надену? — переспросил король. — Я и сам не знаю.

— Но я должен это знать, государь, для того чтобы выбрать прическу.

— Я наряжусь как тисовое дерево.

— Следовательно, надо надеть вам на голову венок из зелени и листьев.

— Делайте, как знаете, Даже, но причешите меня быстро и хорошо.

Четвертый паж, вышедший из комнаты с Бине, вернулся с пучком зелени в руках. Лукавое личико ребенка было обрамлено ветвями, и его золотистые волосы прекрасно гармонировали с темной зеленью стеблей.

— Знаете, месье де Ростен, — сказал король молодому пажу, — вы похожи на купидона, решившего поиграть в прятки.

— Ах, государь! — отвечал маленький шалун. — Если бы у меня был лук и колчан…