Братья вышли на крыльцо, кумекая, куда бы податься. Тут и ворвался княжий обоз. Бравые охранники – не чета парижуйским – спешились, оцепляя двор. Сам властитель тридевяцких земель подлетел к гостинице на белом красавце-коне. Следом – свита и карета подороже той, на какой путешествовал Пьер де Монокль.

Хоробрий был крепким тридцатилетним мужчиной с темно-каштановыми волосами и аккуратной бородой. Острый глаз окинул двор и остановился на Емельяновых.

– Орлы! – оценил близнецов князь, не покидая седла. – Чьи будете?

– Свои собственные, – ответил Старшой.

– Непорядок, – нахмурил бровь глава государства и спрыгнул наземь.

Его внимание переключилось на деревце, растущее возле крыльца. Хоробрий бросился к нему:

– Ах, березонька! Ох, я и соскучился!..

– Княже, это же рябина, – сказал хозяин постоялого двора, наблюдая, как Хоробрий целует и обнимает несвежий ствол.

– Пшел вон, хорек зловонный! Такой трогательный миг мне испоганил, – в сердцах проговорил князь, сплевывая с губ пыль родины.

– Он чего, за границей был? – тихо спросил Егор.

– Нет, в соседнем княжестве, – не менее тихо ответил хозяин гостиницы.

– А к чему это шоу? – пробормотал Иван.

– Эй, чего шепчетесь? Али худое измышляете? – насторожился Хоробрий.

– У наших властей принято выказывать любовь к Отечеству, – пояснил бочкообразный и добавил громче: – Такова наша Тридевяцкая природа, необузданная и гордая!

Чувствовалось, что хозяин постоялого двора знал подход к повелителю тридевятичей. Князь посветлел ликом и пожелал отужинать.

Тут на крыльцо выпорхнул разодетый и напудренный парижуец. Он ужом просочился между близнецами, поправил жиденький ус и обратился к Хоробрию:

– Великий князь! Чрезвычайный и полномочный посланец Парижуи шевалье Пьер де Монокль к вашим услугам!

– К услугам? Ну, тогда за пивом сгоняй, – пошутил главный тридевятич и позабавился, наблюдая замешательство парижуйского аристократа. – Что ж, давненько мы давненько ждали посла из твоей прославленной страны. И за что тебя сюда послали?

В государствах Заката не ценили Эрэфию, потому-то Хоробрий и иронизировал. Пьер и верно проштрафился на родине, но демонстрировать варварам раздражение не стал, чуть поклонился и произнес:

– В свете новых веяний закатной саквояжии наша страна кровно заинтересована в дружбе с сильными восходными княжествами.

– Саквояжия, разрази ее Перун… Глаголь проще, лягушатник. Что, немчурийцы давят? – лукаво спросил тридевяцкий правитель. – Мы только третьего дня об этом совет с братьями-князьями держали. Неладно там у вас, ой, неладно.

– Я не рискну быть столь драматичным, сколь ваше величество, но не могу не признать вашей правоты. В некотором смысле…

– Хватит пока! – Хоробрий зашагал к крыльцу. – Эй, хозяин! Пожрать желаю!

Взойдя под навес, князь вновь переключился на братьев Емельяновых.

– Так, стало быть, кто вы есть таковы?

– Это пособники разбойников, – бойко встрял де Монокль.

– Ах ты, сом усатый!.. – воскликнул Егор, протягивая могучую длань к куриному горлу посла.

– Тихо, братуха. – Иван придержал руку. – Мы, князь, богатыри-странники. Защитили этого щегла от разбойников, но убивать их не дали. Нечего тут всяким паржуйцам суд вершить.

– Добро речешь, – кивнул Хоробрий.

– Все было иначе! – заявил шевалье Пьер. – Эти так называемые герои втерлись ко мне в доверие и пользовались моим гостеприимством, пока их соратники не приготовили засаду.

– Стой, а почему мы тебя защищать от них стали? – возразил Старшой.

– Во-первых, вы никого не убили, а я потерял половину стражи. Во-вторых, вы явно желали получить еще большее мое расположение.

– Да на кой оно нам? – удивился Егор. – И вообще, ты сам нас в карету посадил.

– Всем цыц! – гаркнул князь. – Негоже нам будет обижать иноземного посла, посему до тщательного расследования повелеваю заключить эту парочку под стражу.

– Че?.. – выдохнул ефрейтор.

Пьер, видевший дембеля в деле, стрижом спорхнул с крыльца, увлекая за собой Хоробрия.

– Спасайтесь! – пискнул шевалье. – Это ужасной силы и ловкости боец.

Княжеская охрана мгновенно встала между тридевяцким главой и близнецами. Иван посмотрел на жеребцов, привязанных у входа на двор. Егор изготовился к схватке.

– А может, добром разойдемся? – задал глупый вопрос Старшой.

– Боятся, – скучающим голосом сказал князь.

Воодушевленные оценкой стражники пошли вперед, стали подтягиваться бойцы со всех концов двора. Ефрейтору других намеков и не требовалось. Он ввалил кулаком по бревну, служившему колонной. Дерево сломалось с громким отрезвляющим хрустом. Охранники числом никак не меньше пятнадцати замерли, но замешательство не продлилось и пары секунд. Выхватив мечи, крепкие дружинники-стражи стали осторожно подниматься по ступеням.

Егор выдрал обломок бревна и метнул в строй наступающих. Началась потеха.

Кто-то упал, другие запнулись, оставшиеся продолжили восхождение на крыльцо. Увалень Емельянов двинулся вниз, сказав брату:

– К коням идем.

Иван предпочел не выхватывать чудо-газету и пошел следом за Егором. Тот уклонился от первого укола стражника, перехватил руку с клинком, вывернул, завладевая мечом и сбрасывая нападающего через дубовые перила.

Отмахнувшись новообретенным оружием от следующего удара, ефрейтор перерубил меч противника. Стража попятилась, отступили и князь с послом.

– Бросай мечи, а то в капусту порублю! – проорал Егор, втыкая меч в нижнюю ступень. – Давай на кулаках!

– Лучников, лучников! – науськивал де Монокль.

– Вяжи его, соколики! – велел Хоробрий.

Рукопашная выдалась на славу. Иван долго не вступал в драку, но потом пришлось. Летали кулаки, сыпались зубы из ртов и звезды из глаз. Емельянов-младший оставался неуязвимым, а Старшой поймал пару ударов своим красивым лицом. Все, что приходилось в корпус и по рукам, братьев не беспокоило – спасала чудодейственная солдатская форма. А вот охранников кольчужки не сильно обороняли.

В разгар потехи открылась дверь кареты, и вышел старичок, подслеповато щурясь на месиво, из которого то и дело вываливались оглоушенные стражники. Егор как раз почувствовал уважение к противникам, потому что ребята попались сплошь сноровистые и успевали хоть как-то смягчить его удары. Ефрейтор не усердствовал, ведь не с супостатами же бились, поэтому схватка грозила затянуться.

Старичок потряс длинной тонкой бороденкой, отряхнул латанное-перелатанное рубище и взмахнул жилистой рукой в сторону дерущихся. Толпа мгновенно полегла, сраженная чарами сна. На ногах остался лишь здоровяк Егор.