Запланированный состав участников конференции 1948 года дал трещину, а Келли и Гилберт поднажали, — каждый стремился первым попасть в печать с результатами тестирования лидеров Рейха.

В Нюрнберге у них были напряженные отношения, которые вскоре превратились в еще одну полномасштабную Роршах-вражду. Майор Келли, как правило, называл лейтенанта Гилберта своим «помощником», хотя Гилберт являлся членом Контрразведывательного корпуса, а не подчиненным Келли. Келли называл свои тесты Роршаха «оригинальными», но Гилберт считал их «преждевременными» и «испорченными» (потому что они проводились с участием переводчика), а также в некотором смысле «сфальсифицированными». Взаимные оскорбления и угрозы судебного преследования набирали обороты. «Он постоянно пугает меня своим пренебрежением к элементарной этике», — писал Келли. «Я больше не буду мириться с глупостью Келли, за исключением тех конкретных уступок, которые я уже сделал», — писал Гилберт. «Издатели Гилберта, вероятно, не понимают, что публикуют плагиат», — писал следом Келли.

Гилберт выпустил аналитический труд «Психология диктатуры» в 1950 году. В итоге, попросив содействия Дэвида Леви, Сэмюэла Бека и некоторых других людей, он так и не опубликовал данные нюрнбергских тестов или какие-либо их детальные интерпретации, отчасти из-за юридического давления со стороны Келли, отчасти потому, что из них двоих он был менее подкован в интерпретации протоколов Роршаха, а также по той причине, что нюрнбергские тесты не дали ему тех радикально негативных результатов, которые он желал видеть. Келли тоже обращался за помощью к Клопферу, Беку и другим. Его не волновали различия между ними, он был заинтересован «лишь в том, чтобы получить от как можно большего количества экспертов наиболее полные личностные шаблоны, которые могли быть извлечены из записей». Но, несмотря на то, что он получил объемные и трудоемкие отчеты, и на то, что он продолжал верить в эффективность теста Роршаха, Келли также отказался публиковать результаты нюрнбергских тестов и их интерпретации. В конце концов он перестал отвечать на раздраженные письма экспертов, спрашивавших, что он намерен сделать с их работой, а материалы пролежали в картонных коробках несколько десятков лет.

В последующие годы Келли продолжил бороться с демонизацией преступников. Он сыграл немаловажную роль в сотворении культурного артефакта середины века — симпатии к аутсайдеру: тогда режиссер Николас Рэй попросил его проверить на достоверность психологические и криминологические аспекты сценария фильма «Бунтовщик без причины». В 1957 году Келли снялся в двадцати эпизодах популярного и удостоенного наград сериала «Преступный человек», призванного «помочь общественности лучше понять людей, совершающих преступления» и способствовать переходу от «простой мести» к реабилитации преступников. «Нет! — кричал он в камеру в одном из эпизодов на вопрос о том, есть ли у преступников в принципе общие черты. — Нет такого понятия, как криминальный тип личности. Это просто народная байка. Это то же самое, что сказать, будто Земля плоская. Вы не можете посмотреть на человека и понять, что он преступник. Преступниками не рождаются».

Келли отказывался демонизировать даже Геринга. В Нюрнберге между ними установилась настолько тесная связь, что это может показаться настораживающим, учитывая, кем был Геринг. «Каждый день, когда я входил в его камеру во время своих обходов, — писал Келли в «22 камерах», — Геринг вскакивал со стула, приветствовал меня широкой улыбкой и протянутой навстречу рукой, подводил к своей койке и указывал на ее середину своей огромной ладонью. “Доброе утро, доктор. Я так рад, что вы пришли меня повидать. Садитесь, пожалуйста, доктор. Садитесь тут”. Геринг был настроен позитивно и радостно во время моих ежедневных визитов и, не стыдясь, плакал, когда я уезжал из Нюрнберга в Штаты». В том, что писал Келли о втором по значимости нацисте, присутствовала нотка фанатичного восхищения, несмотря на то, что он был прекрасно осведомлен о совершенных Герингом преступлениях: «Геринг не был ничьим прислужником, даже Гитлера. Он был блестящим, храбрым, безжалостным, хватким, проницательным администратором».

Келли в особенности высоко оценил тот факт, что Геринг покончил с собой, приняв цианид накануне казни. «На первый взгляд его поступок может показаться признаком трусости — попыткой избежать наказания, назначенного его соотечественникам. Однако, приглядевшись к его действиям более тщательно, мы увидим, что это и есть истинный Геринг, с презрением относящийся к созданным людьми правилам и условностям, распоряжающийся своей жизнью по собственному усмотрению и в соответствии с его личным выбором». Отказав трибуналу в праве судить или приговорить его, Геринг стоически пережил процесс и теперь украл у союзников их победу, присоединившись к другим нацистским руководителям, которые покончили с собой ранее. «Его самоубийство, окутанное тайной и подчеркнувшее бессилие американских охранников, было искусным, блестящим финальным штрихом, завершающим конструкцию, которой немцы еще восхитятся, когда придет время». Келли дошел до того, что сказал: «Кажется, мало сомнений в том, что Геринг останется в сердцах своего народа… История прекрасно покажет, что в конечном итоге Геринг победил». А вот что сказал Гилберт: «Геринг умер так же, как и жил, — психопат, пытавшийся посмеяться над всеми человеческими ценностями и отвлечь внимание от своей вины при помощи драматического жеста». В дальнейшем Гилберт выпускал очерки с названиями вроде «Герман Геринг, дружелюбный психопат».

Келли оставался сэлинджеровским персонажем до конца жизни. Как герой Сэлинджера Сеймур Гласс, Келли был вундеркиндом, участником продолжительного Стэнфордского эксперимента по изучению школьников, идентифицированных как гении, с IQ выше 140, и, как Гласс, он покончил с собой. Как и его антигерой Геринг, Келли выбрал для этого редкий способ — отравление цианидом. Ходили слухи, что таблетка с ядом, которую он раскусил на глазах у своих жены и детей 1 января 1958 года, была сувениром из Нюрнберга. Некоторые даже говорили, что именно благодаря Келли, который, помимо прочего, был прекрасным фокусником (и вице-президентом Общества американских фокусников), таблетка с цианидом попала и к самому Герингу. На самом деле он не имел к этому отношения, но значение его последнего жеста несомненно: идентификация с «искусным, даже блестящим финальным штрихом Геринга».

Гилберта судьба привела еще на один значимый судебный процесс ХХ века, который вызвал новый всплеск активности, связанный с нюрнбергскими роршаховскими тестами.

В 1960 году израильские агенты схватили в Аргентине нациста, который был ответствен за отправку евреев в лагеря смерти. Они привезли его в Иерусалим, чтобы он предстал перед судом. Судебный психиатр Иштван Кульчар наблюдал его в течение семи трехчасовых сеансов и провел с ним семь психологических тестов, включая тест на IQ, ТАТ и то, что к 1961 году было лидирующим личностным тестом в мире, — технику Роршаха.

Тесты показали Кульчару, что Адольф Эйхман был психопатической личностью с «нечеловеческим» мировоззрением, а его садизм был настолько экстремален, что выходил за рамки учения маркиза де Сада и заслуживал нового имени: «эйхманизм». Густав Гилберт выступал свидетелем на процессе Эйхмана, а его роршаховские материалы из Нюрнберга признаны доказательством. Вскоре после этого он опубликовал работу «Менталитет роботов-убийц из СС» в научном журнале о холокосте Yad Vashem Studies, описав нацистский тип личности как «отражение симптомов болезни зараженного общества и больных элементов немецкой культуры». Дугласа Келли больше не было, чтобы оспорить толкования Кульчара и Гилберта, но были другие.