Меня удивляет та официальность, с которой общаются двоюродные братья. Нет и намека на какие-то предыдущие отношения, если они, конечно, были. Возможно, это свойство англосаксонского темперамента, но я ожидал, что они хотя бы обнимутся. Однако они ограничились сухим рукопожатием и словами «буду рад повидаться снова». Адвокат Тим по-деловому зачитывает стандартный список. После каждого пункта он останавливается, чтобы записать ответ заключенного, почти не дает комментариев и переходит к следующему пункту:

Во время ареста вас информировали о ваших правах?

Есть ли у вас жалобы на действия охранников?

Каковы злоупотребления со стороны охранников?

Испытываете ли вы стресс, у вас есть расстройства мышления?

Каковы площадь вашей камеры и условия содержания в ней?

Отказывали ли вам в каких-либо просьбах?

Есть ли у вас жалобы на поведение начальника тюрьмы?

Есть ли у вас возможность внести залог?

Хабби-7258 благодушно отвечает на вопросы. Кажется, он думает, что кузен проведет стандартную процедуру и заберет его домой. Он говорит государственному защитнику, что ему сказали, будто раньше срока тюрьму покинуть невозможно, как и расторгнуть контракт. Адвокат напоминает ему, что, если оригинальный контракт основан на денежном вознаграждении за оказанные услуги, то при отказе от вознаграждения он делается недействительным и аннулируется. «Да, я сказал об этом на заседании комиссии по условно-досрочному освобождению, но это ни к чему не привело, я до сих пор здесь»[140]. Перечисляя свои жалобы, Хабби-7258 отдельно указывает, что поведение заключенного № 416, все время нарушающего порядок, раздражает других заключенных.

Охранники вводят остальных заключенных в комнату для интервью, как обычно, с мешками на головах. Снимая мешки, охранники шутят. Они уходят, а я остаюсь в задней части комнаты и наблюдаю. Адвокат задает каждому те же вопросы, что и Хабби, и просит их высказывать жалобы.

Первым начинает Клей-416. Сначала он жалуется на комиссию по условно-досрочному освобождению, на заседании которой его пытались заставить признать свою вину, но он отказался, потому что ему так и не предъявили официальных обвинений. Его голодовка, в частности, должна была привлечь внимание к его незаконному заключению, поскольку ему не предъявили никаких обвинений.

(Этот парень снова меня удивляет; он как будто существует на нескольких разных уровнях. Он уверенно применяет сугубо юридические термины, обсуждая контракт об участии в эксперименте, права заключенных и пенитенциарные формальности, и это не говоря о мистических медитациях в стиле «нью эйдж».)

Кажется, Клей отчаянно хочет поговорить с кем-то, кто действительно его выслушает. «Некоторые охранники, имен которых я называть не буду, — говорит он, — дурно обращались со мной и даже совершали оскорбительные поступки». Если нужно, он готов подать против них официальную жалобу. «Эти охранники также настраивали против меня других заключенных, используя мою голодовку как предлог для отказа во встречах с посетителями». Он кивает в сторону Хабби-7258, который сонно смотрит в сторону. «Я испугался, когда меня отвели в карцер и заставили других заключенных стучать в дверь. Правила поведения охранников запрещают им применять насилие, но я боялся, что скоро это правило будет нарушено».

Следующим говорит Сержант-2093. Он описывает попытки некоторых охранников унизить его, но с гордостью сообщает, что эти попытки оказались безуспешными. Затем он дает точное клиническое описание и даже демонстрирует, как один охранник приказал ему отжиматься, а двое заключенных при этом сидели у него на спине.

Защитник поражен этим рассказом и старательно все записывает. Следующий, высокий Пол-5704, жалуется, что охранники оказывают давление на него, используя его привычку курить. Хороший парень Джерри-5486 высказывает жалобы более общего характера: кормят плохо, иногда не по расписанию, заключенных изводят бесконечными ночными перекличками, некоторые охранники стали неуправляемыми, а руководство тюрьмы не следит за ними. Я вздрагиваю от того, что он поворачивается и смотрит прямо на меня. Но он совершенно прав: я виновен.

Защитник заканчивает свою работу, благодарит заключенных за информацию, и говорит, что к понедельнику составит официальный отчет и попытается добиться их освобождения под залог. Он встает и собирается уходить. Тут Хабби-7258 возмущенно заявляет: «Ты не можешь уйти и оставить нас здесь! Мы хотим уйти вместе с тобой, прямо сейчас. Мы не выдержим еще одну неделю, и даже выходные. Я думал, что ты устроишь для меня, для нас, освобождение под залог прямо сейчас. Пожалуйста!» Тим Б. озадачен этой внезапной эмоциональной вспышкой. Самым официальным тоном он объясняет, в чем состоит его работа, каковы ее ограничения, и чем он может помочь; но он не имеет права освободить их прямо сейчас. Кажется, в этот момент всех пятерых охватывает полное отчаяние; их надежды разбиваются о стену юридической волокиты.

Размышления Тима Б. об этом уникальном опыте изложены в письме, вскоре переданном мне, и они весьма показательны:

По поводу невозможности заключенных потребовать соблюдения их законных прав

«…Еще одно возможное объяснение того, почему заключенные не могли попросить о юридической консультации, состоит в том, что, как белые американцы из среднего класса, они, возможно, никогда не думали, что когда-нибудь столкнутся с уголовным преследованием, где их права будут иметь первостепенную важность. Оказавшись в таком положении, они были не в состоянии объективно оценить ситуацию и действовать так, как они стали бы это делать в другой ситуации».

О влиянии ситуации на восприятие реальности

«…Очень заметно классическое обесценивание денег по сравнению с такими вещами, как личная свобода и свобода передвижения (в ситуациях, которые я наблюдал). Невозможно забыть, с каким нетерпением заключенные ждали освобождения, когда я объяснил им, что такое освобождение под залог. Казалось, они считали свое тюремное заключение совершенно реальным, хотя и ясно осознавали, что это всего лишь эксперимент. Очевидно, тюремное заключение само по себе чрезвычайно болезненно, вне зависимости от того, произошло ли оно по юридическим или по иным причинам»[141].

Слова адвоката лишают заключенных последней надежды. На угрюмых обитателей тюрьмы опускается почти осязаемый покров мрака и отчаяния. Адвокат по очереди пожимает их вялые ладони и выходит из комнаты. Я прошу его подождать меня снаружи, затем подхожу к столу и прошу заключенных внимательно выслушать то, что я собираюсь им сказать. У них едва ли остались силы, чтобы быть внимательными, ведь их надежды на быстрое освобождение разбиты безразличным отношением адвоката к их тяжкой участи.