Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это кстати! – воскликнул Цзя Цян. – А я только что собирался просить у вас, тетушка, человек двух!
Затем он осведомился у Фын-цзе, как зовут тех людей, и Фын-цзе спросила об этом у мамки Чжао. Та сидела, задумавшись, и сначала не поняла, о чем ее спрашивают. Но потом ее вдруг осенило.
– Одного зовут Чжао Тянь-лян, другого – Чжао Тянь-дун, – поспешно проговорила она.
– Смотри, не забудь! – обращаясь к Цзя Цяну, предупредила Фын-цзе. – Ну ладно, я пойду по своим делам!
Она вышла. Цзя Жун последовал за нею и, лукаво улыбаясь, спросил:
– Тетушка, может быть, вам что-нибудь нужно? Дайте нам список, а мы уж достанем!
– Не болтай чушь! – прикрикнула на него Фын-цзе. – Неужели ты думаешь, что какими-то безделушками приобретешь мое расположение? Впрочем, я не удивляюсь, твои штучки для меня не редкость!
Она засмеялась и ушла. Цзя Цян снова вернулся к Цзя Ляню и спросил у него, не нужно ли что-нибудь привезти для него.
– Слишком не увлекайся, – с улыбкой ответил ему Цзя Лянь. – Только начинаешь учиться вести дела, а этим фокусам уже успел выучиться! Если мне что-нибудь срочно понадобится, я сообщу тебе письмом.
С этими словами Цзя Лянь отпустил обоих. Потом к нему явилось еще несколько человек с делами. Цзя Лянь утомился и велел передать слуге, который стоял у вторых ворот:
– Ни о ком больше мне не докладывать, всеми делами я буду заниматься завтра.
Фын-цзе возвратилась только во время третьей стражи и сразу же легла спать. Но это не столь важно.
На следующее утро Цзя Лянь побывал у Цзя Шэ и Цзя Чжэна, затем в сопровождении старого управляющего и нескольких друзей отправился осмотреть место, где предполагалось соорудить двор «свидания с родными», и подсчитать, сколько нужно пригласить рабочих. Потом были собраны мастеровые всех специальностей, начали подвозить золото, серебро, бронзу, олово, песок и дерево, кирпич и черепицу. Ломали строения и стены от «сада Слияния ароматов» вплоть до главного двора дворца Жунго. Были снесены все дома, в которых жили слуги и служанки дворца Жунго. Границей между дворцами Нинго и Жунго был небольшой переулок, но он считался частной землей, поэтому не было никаких препятствий для того, чтобы соединить оба дворца. Проточный ручеек, вытекавший из-под стены в северном углу «сада Слияния ароматов», теперь можно было без всяких хлопот провести в сад дворца Жунго. И хотя в саду Жунго не хватало украшений и искусственных скал, это не задержало строительство, так как там, где жил Цзя Шэ, были бамбуковые рощи, искусственные каменные горки, беседки и павильоны, перила, балюстрады – все это можно было перенести сюда. Таким образом, оба дворца, находившиеся рядом, сейчас слились воедино, и это помогло избежать многих лишних расходов. На переустройство пришлось прибавить лишь весьма скромную сумму. Строительство вел знаменитый мастер-строитель по прозвищу «горец Е», который до мелочей обдумал весь ход работ и произвел необходимые расчеты.
Цзя Чжэн не привык заниматься повседневными делами и положился во всем на Цзя Шэ, Цзя Чжэня, Цзя Ляня, Лай Да, Лай Шэна, Линь Чжи-сяо, У Синь-дэна, Чжань Гуана и Чэн Жи-сина. Устройством искусственных горок и прудов, посадкой бамбука и цветов, всеми декоративными работами руководил «горец Е». Цзя Чжэн только осматривал все, что тот делал, и если было необходимо, советовался с Цзя Шэ и другими. Цзя Шэ жил без всяких забот, дел у него почти никаких не было. В случае надобности Цзя Чжэнь и все остальные приходили к нему с вопросами и докладами, а если ему самому нужно было дать какие-нибудь указания, он вызывал к себе Цзя Ляня, Лай Да или кого-нибудь другого.
Цзя Жун следил только за изготовлением золотой и серебряной утвари. Цзя Цян уехал в Гусу. Цзя Чжэнь и Лай Да наблюдали за строительными работами, вели все расчеты и распределяли людей.
Всего, что происходило во дворцах Жунго и Нинго, в кратких словах не опишешь. Всюду было шумно и оживленно. Но об этом расскажем в другой раз.
Бао-юй был доволен, что все в доме заняты такими важными делами и отцу некогда интересоваться его учебой. И только усиливающаяся с каждым днем болезнь Цинь Чжуна беспокоила его и омрачала его радость.
Встав однажды рано утром, Бао-юй умылся и причесался, и уже хотел пойти сообщить матушке Цзя, что собирается навестить Цинь Чжуна, как вдруг увидел Мин-яня, который стоял возле наружного экрана у вторых ворот и делал какие-то знаки.
– Ты почему здесь? – выйдя из дому, спросил его Бао-юй.
– Господин Цинь Чжун безнадежен, – ответил Мин-янь.
Бао-юй так и подскочил от испуга и поспешно спросил:
– Как это безнадежен? Ведь вчера я навещал его и он был в полном сознании!
– Не знаю, – проговорил Мин-янь. – Только что приходил старик из их семьи и мне рассказал.
Бао-юй со всех ног бросился бежать к матушке Цзя. Матушка Цзя тут же распорядилась, чтобы послали подходящего человека сопровождать Бао-юя.
– Проведай друга и скорее возвращайся, – напутствовала она. – Смотри, не засиживайся!
Бао-юй помчался к себе, переоделся и выбежал из комнаты. Коляску еще не подали, и он в волнении стал метаться по залу. Вскоре подъехала коляска, Бао-юй вскочил в нее, а Ли Гуй и Мин-янь пошли следом.
У ворот дома, где жила семья Цинь, было безлюдно. Бао-юй устремился во внутренние покои, а следом за ним поспешили слуги. Две дальние родственницы Цинь Чжуна, невестки и сестры в страхе бросились врассыпную.
Цинь Чжун уже несколько раз впадал в забытье, и под ним меняли циновку[60]. Увидев его, Бао-юй не смог сдержать рыдания.
– Не плачьте, – уговаривал его Ли Гуй. – Брат Цинь Чжун от болезни сильно ослабел, на кане ему лежать неудобно – вот его и перенесли оттуда. Своими слезами вы только расстраиваете его, господин!
Бао-юй перестал плакать. Он приблизился к Цинь Чжуну и увидел, что тот с закрытыми глазами лежит на подушке и тяжело дышит, и лицо у него белое, как воск.
– Брат Цинь Чжун, это я – Бао-юй, – позвал он.
Он окликнул три раза подряд, но глаза Цинь Чжуна по-прежнему оставались закрытыми.
– Бао-юй пришел! – еще раз сказал Бао-юй.
Цинь Чжун давно уже был без сознания, и только в груди еще теплилось дыхание. Он уже видел, как целая толпа демонов с веревками и с бирками, на которых записан приговор ему, готовы броситься на него и утащить с собой.
Но разве душа Цинь Чжуна могла согласиться сразу