версии, ты пыталась подставить меня. Поставила мое факсимиле на договорах, ввела в систему под моим агентским номером, а когда все открылось, пыталась выставить сообщником.

– Да я даже слова тогда такого не знала "факсимиле"! И повторяю тебе: на полисах не было никакой подписи!

– Да-да, да-да, – задумчиво говорю я и тянусь к очередной сигарете.

Черт, пачка пуста. А мыслительный процесс запустился и его уже не остановить. Стучу пачкой по ладони, обдумывая дальнейшие действия.

– Пошли, – кидаю девчонке и направляюсь к припаркованному автомобилю.

– Ещё чего! – фыркает Лея-Алиса. – На этом все, Александр Германович, – напыщенно произносит она, снимает с плеч косуху и тянет ее мне. – Надеюсь, больше никогда с вами не встретиться. И счастливо вам собрать свою жизнь по осколкам.

Я рефлекторно берусь за куртку, и стерва круто разворачивается на пятках, чтобы скрыться от меня. Резко перехватываю ее запястье и тяну на себя.

– Ну, уж нет, дорогая, сначала мы все выясним, – рычу ей в лицо.

Раздражение опять завладевает нутром, приходя на смену рассудку. Поднимается волной, сжигает самообладание. Подумать только, вздумала меня кинуть! Вот так просто, закинула бомбу и линять?

– Да к чему вообще все это теперь! – шипит она. – Мы квиты. Игра, наконец-то, окончена.

– Ты ошибаешься, слишком много неизвестных, она не может быть завершена.

– Мне плевать, – вырывает руку и идёт к подъезду.

Я успеваю перегородить ей путь прежде, чем она скроется.

– Постой, просто… я хочу просто поговорить. Неужели ты не видишь, что нас обоих кто-то поимел?

Нестерпимо хочется закурить. Нервы – как электрические провода на морозе: трещат и вибрируют. Запускаю руку в волосы и громко выдыхаю. Картинка, которая начала складываться, просто выносит мозг.

Лея смотрит на меня несколько секунд, прежде чем повторить мой тяжелый вздох.

– То есть ты придерживаешься версии, что не имеешь отношение к тем договорам.

– Только если и ты придерживаешься своей.

– Допустим, – морщится она свой маленький носик, отчего сердце снова пропускает удар. – И что это значит?

– Что есть третье лицо, а мы с тобой не так уж умны.

– Говори за себя, – вновь фыркает она.

А я расплываюсь в дурацкой улыбке. Непроизвольно. Просто она такая сейчас… все струны души напряглись и затянули долгий протяжный стон. Лея смотрит на меня, как на дебила. Наверное, это психоз, и она это поняла.

– Надо поговорить, – говорю мягче.

Она снова вздыхает. Отводит глаза, закусывает губу. Да, так, как это делала всегда, как же я мог не понять?

– Не сейчас. Мой сын…

– Когда? – прерываю ее, не хочу слышать о ее семье, сыне, муже или любовнике. Просто не готов.

– Я уложу его в десять.

– Я приеду.

– Боже, не верю, что соглашаюсь.

– Ты знаешь, что не можешь иначе, – говорю тихо, вкрадчиво. – Ты не будешь спокойна, пока все не выяснишь.

– Откуда тебе это знать? Ты поверил, что я… Получается, совсем меня не знал.

Она всматривается в мои глаза, наверное, ищет там опровержение своих слов, хочет, чтобы я оправдался, но мне нечем ее обрадовать. Все так: не знал и поверил. Чувствовал, но позволил фактам закрыть глаза. Больше не позволю.

– Я приеду в десять, – повторяю я.

Она кивает и скрывается за тяжелой металлической дверью.

Я стою под подъездом ещё миллион минут, задрав голову и всматриваясь в окна многоэтажки. И клянусь, в одном из них я вижу лицо Санта Клауса. Значит, третий этаж. Это будет запасным планом, если Лея решит меня обмануть.

* * *

Руки дрожат, как у чертова артритника. Это будет идиотизм, если остаток дня я проведу здесь, под ее окнами, словно долбанутый сторожевой пёс? Но упустить ее из виду сейчас, после недавнего открытия, кажется чем-то немыслимым.

Забегаю в ближайший магазин за очередной порцией отравы и выкуриваю сразу две сигареты подряд. Невольно вспоминаю Руса в таком же состоянии из-за беременной жены. Но здесь я его обскакал на добрый километр. Держу пари, такой истории он ещё не слышал. Достаю мобильник и кручу его в руках, снедаемый необходимостью с кем-то поделится, иначе мозг взорвется к чертям. К тому же, мне не повредит помощь в расстановке всех пешек на доске.

Отыскиваю в журнале вызовов давно знакомый номер, всего три гудка и две затяжки спустя, звучит надменное:

– Ты ебанутый, Яковлев? Суббота, восемь, мать его, утра.

– Если ты сейчас не глубоко в своей прекрасной женушке, ты захочешь услышать эту историю.

– Да пошел ты.

– Помнишь из-за кого ты получил в морду?

– Такое не забывается.

– А Алису?

– Твою долбанутую на всю башку подружку?

– Она и Лея – один и тот же человек.

– Ты набухался до чёртиков и белой горячки? – устало вздыхает в трубку бывший приятель.

– Возможно. Или… у меня для тебя есть по-настоящему крутая задачка. Хочешь помочь?

Спустя два часа и чашку крепкого двойного эспрессо, мы с Русом накидываем схему на мятой салфетке кофейни недалеко от дома Леи-Алисы.

– Итак, неизвестное звено, – рисую вопросительный знак на вершине пирамиды. – Заключает договор с кем-то из "Атлантики", – стрелка на первый квадрат. – Подкидывает полисы в обход Камиллы, – огибаю один кружок и веду ко второму. – Новенькой девочке, которая еще не знает всех процедур, но которая связана с тобой и мной.

Постукиваю карандашом, приватизированным на кассе, по столу и смотрю на Руса. Тот хмурится, все ещё пытаясь осознать размах махинации.

– Этот кто-то должен был быть знаком с нашей схемой и быть уверен, что девчонка у нас на крючке. Есть ещё несколько неизвестных факторов: человек, который сказал Лее ввести эти чёртовы полисы задним числом, – рисую очередной вопросительный знак. – Это я выясню сегодня. И тот, кто пробрался в мой кабинет за факсимиле. Не верится, что моя верная помощница могла пропустить неизвестно кого.

Черчу ещё один кружок и пишу в нем "Карина".

– Почему ты так уверен, что Лея говорит правду? – Рус откидывается на стуле напротив и делает очередной глоток сладкой дряни с черничным запахом.

– Ты видел Алису. Думаешь, стала бы она творить с собой и мной такое только лишь от обиды?

– Я думаю, что человек может годами носить в себе это чувство и взрастить до таких высот, что разум просто затянет пелена гнева.

– Нет. Я видел ее сегодня. Она уверена в том, что говорит. И я… верю ей, – говорю приглушенно.

– А почему не поверил тогда?

Сжимаю ладонью виски, провожу пальцами по бровям, потираю глаза. Это сложный вопрос. Слишком сложный.

– Был слишком горд, слишком туп, слишком эгоистичен. Выбирай любой вариант.

– Мне нравятся все.

– Я не стал выслушивать ее версию. Поверил фактам на руках.

– То