– Я больше ничего не могу сделать, – сказал Джерард. – Я бы хотел, чтобы вы переговорили с Циммерманом и фон Яговом и изложили им свою точку зрения.

У меня было много посетителей, и я очень скоро убедился в том, что в Берлине царит напряженная атмосфера и антиамериканский настрой. Практически во всех кругах нашу страну считали союзником Антанты, причем самые абсурдные мысли имели место по поводу наших отношений с Англией. Все считали, что британский посол в Вашингтоне сэр Сесил Спринг-Райс регулярно встречается с кабинетом Вильсона и получает информацию по всем вопросам нашей национальной политики.

В три часа пополудни Джерард проводил меня в кабинет фон Ягова, и мы провели больше часа, обсуждая с министром иностранных дел самые разные вопросы. Фон Ягов был худощавым человеком небольшого роста, обладавшим, на мой взгляд, нервическим темпераментом. На протяжении всей нашей беседы он беспрерывно курил одну сигарету за другой. Он явно был в высшей степени обеспокоен сложившейся ситуацией. Не стоит думать, что немецкое правительство с легкостью шло на разрыв отношений с Соединенными Штатами, в то время как немецкая пресса высмеивала и всячески оскорбляла нас, выставляя на посмешище саму идею того, что Дядя Сэм может отправиться на войну. На меня произвел большое впечатление разительный контраст между пустозвонством журналистов и беспокойством, даже, пожалуй, страхом, проявленным высшим немецким чиновником. Не приходилось сомневаться, что власти не были безразличны к перспективе перехода нашей страны с ее населением и богатыми ресурсами на сторону Антанты, что бы при этом ни кричала берлинская пресса.

– Мы считаем позором требование мистера Лансинга о признании потопления «Лузитании» незаконным актом, – начал фон Ягов. – Он ведет себя как формалист.

– Если вы хотите услышать правду, – ответил я, – могу вас заверить в следующем: не думаю, что для Соединенных Штатов является принципиально важным то, какие именно термины вы употребляете. Но вы должны заверить мировую общественность, что сожалеете об этом деянии, считаете его ошибочным и что ничего подобного больше не произойдет. Иначе Соединенные Штаты не будут удовлетворены.

– Мы не можем это сделать, – ответил он. – Мы обязаны считаться с общественным мнением в Германии. Если мы сделаем подобное заявление, существующий кабинет падет.

– Но я считал, что общественное мнение у вас под контролем, – ответил я. – Возможно, у вас мало времени, но вы, определенно, можете изменить отношение народных масс таким образом, чтобы они одобрили такое решение.

– Если речь идет о газетах, это правда, – сказал фон Ягов. – Мы можем их контролировать. Но это займет некоторое время. Газеты не могут идти на попятную сразу. Они должны делать это постепенно, скажем, в течение двух или трех недель. Но мы можем ими управлять. Зато есть отдельные члены парламента, которыми мы не в состоянии управлять, а они могут причинить столько неприятностей, что всем нам придется уйти в отставку.

– Мне кажется, что вы можете собрать этих людей вместе, – снова заговорил я, – объяснить им необходимость того, чтобы Соединенные Штаты оставались в стороне от войны, и они поймут. Беда в том, что вы, немцы, не знаете специфики моей страны. Вы не думаете, что Соединенные Штаты будут воевать. Вы не понимаете президента Вильсона, вы считаете, что он идеалист и мирный человек, который ни при каких обстоятельствах не возьмет в руки оружие. Тем самым вы делаете величайшую и самую дорогостоящую ошибку, которую только может сделать нация. Президент – человек далеко не однозначный. Не забывайте, что в нем течет шотландская и ирландская кровь. До сегодняшнего дня вы видели только его шотландскую сторону. Шотландская кровь делает его очень осторожным, заставляет взвешивать каждый шаг, добавляет ему терпение и выносливость. Но только в нем также живет огонь и боевой дух ирландцев. Если он однажды вцепится в кого-то, даже лом не поможет разжать его челюсти. Если он решит воевать, он будет драться со всей страстью своей души и пойдет до конца. Вы уже достаточно далеко зашли со своими провокациями, и вряд ли стоит идти дальше. Вы также продолжаете обманываться потому, что некоторые члены конгресса, возможно даже отдельные члены кабинета, выступают за мир. Но вопрос будет решать только один человек – это президент. Он решит так, как считает правильным, и независимо от того, что могут сказать или сделать другие.

Фон Ягов сказал, что я описал ему президента по-новому, но он тем не менее продолжает считать, что Соединенные Штаты не вступят в войну. И тому есть еще одна причина.

– А как насчет американских немцев? – спросил он.

– Я могу рассказать вам о них абсолютно все, – ответил я, – потому что сам являюсь одним из них. Я родился в Германии и провел там первые девять лет своей жизни. Я всегда любил многое из немецкого, например музыку и литературу. Но мои родители покинули эту страну, потому что не были здесь счастливы. Соединенные Штаты дали им дом, сделали их успешными и счастливыми. Таких, как мы, миллионы. Нет ни одного пути к вершинам бизнеса или социального положения, который бы не был для нас открыт. Не думаю, что есть другие люди, так же довольные жизнью, как мы, американские немцы. – Я не мог открыть ему мои собственные мысли, потому что пока еще оставался послом, но я мог и должен был сказать следующее: – Возьмите хотя бы моих детей. В этой войне их симпатии были целиком на стороне Англии и ее союзников. Мой сын сейчас здесь, со мной. Он не устает повторять, что, если Соединенные Штаты вступят в войну, он немедленно вступит в армию. Неужели вы думаете, что в случае нашего вступления в войну они станут на вашу сторону? Это же нелепо. И большинство американцев немецкого происхождения думает в точности так же.

– Меня заверили, – сказал фон Ягов, – что в случае вступления вашей страны в войну американские немцы поднимут восстание.

– Выбросьте подобные глупости из головы, – ответил я. – Первый же, кто пойдет на это, будет наказан так быстро и сурово, что другим будет неповадно. Причем я считаю, что настаивать на самом суровом наказании в первую очередь будут сами же американские немцы.

– Мы бы хотели избежать разрыва с Соединенными Штатами, – сказал фон Ягов, – но нам необходимо время для формирования соответствующего общественного мнения. Есть две партии, имеющие диаметрально противоположные взгляды на подводную войну. Одна из них считает, что подводная война должна стать неограниченной, независимо от ее последствий для Соединенных Штатов или любых других стран. У существующего кабинета противоположная точка зрения. Мы бы хотели урегулировать разногласия с вашим президентом. Но давление со стороны милитаристской фракции возрастает. Они вынудят нас уйти, если мы объявим потопление «Лузитании» незаконным актом. Полагаю, президент Вильсон это поймет. Мы желаем сотрудничать с ним, но вынуждены продвигаться вперед с осторожностью. Полагаю, что мистер Вильсон, если он не желает разрыва, предпочтет видеть у власти нас.

– Иными словами, вы хотите дать понять Вашингтону, – поинтересовался я, – что вопрос, останетесь ли вы у власти, зависит от того, сделаете вы требуемое заявление или нет?

– Именно так, – ответил фон Ягов. – И я бы хотел, чтобы вы телеграфировали это в Вашингтон. Разъясните президенту, что, если мы сейчас уйдем в отставку, нам на смену придут сторонники неограниченной подводной войны.