— А если против? — Я с любопытством смотрю на него, гадая, что он ответит.

— Ну… — Финн пожимает плечами. — Полагаю, они будут не слишком рады этому, но я бы позаботился о том, чтобы они не досаждали тебе. Если ты больше не хочешь иметь с этим ничего общего, даже подведения итогов, значит, так тому и быть. И я бы тебя не винил, честно говоря. После… — он осекается, но его взгляд скользит по моему лицу и шее, и я понимаю, о чем он думает.

Наступает долгая минута молчания, как будто он пытается решить, о чем спросить, а о чем промолчать.

— Я не хочу давить на тебя, — говорит он наконец. — Я видел много жестоких вещей в своей жизни, но то, что я увидел там… не могу представить, что ты захочешь говорить об этом в ближайшее время. Но если ты можешь рассказать мне что-нибудь о том, что произошло…

Я медленно вдыхаю, закрывая глаза, пытаясь прогнать тошноту, которая поднимается в моем желудке при воспоминании.

— Есть много деталей, о которых я бы предпочла не говорить сейчас, это правда, — тихо говорю я. — Но то, что произошло, действительно…

Трудно встретить его взгляд. Но когда мне это удается, я вижу в них боль и вину. Между нами существует странная близость, два человека, которые разделили определенный вид удовольствия, но не пошли до конца, в обстоятельствах, которые не позволяют им быть настолько близкими, как если бы они встретились иначе. И все же я доверила ему свою жизнь. Я не знаю о нем всего, и он, конечно, не знает обо мне всего, но кое-что мне известно… Думаю, в некотором смысле мне удалось разглядеть в нем то, что вряд ли удавалось многим другим. Я знаю, о чем он думает в этот момент: о том, что все было напрасно, что Матвей вышел из-под контроля раньше, чем он успел что-то предпринять, и что он потерпел неудачу. И меня удивляет моя собственная реакция: острая, сжимающая боль в груди при мысли о том, что он винит в этом себя.

— Я назвала ему свое стоп-слово, а он его проигнорировал, — тихо говорю я. — Это не в первый раз…

Финн вскидывает голову.

— Что ты имеешь в виду? — Сурово спрашивает он, и я вздрагиваю.

— Вот почему Николай не позволил ему вернуться. Когда он выиграл ночь со мной в покер, он причинил мне больше боли, чем я считала нужным. Я использовала свое стоп-слово, а он его проигнорировал. В "Розе" есть множество защитных средств, так что, кроме ужасных ощущений, мне ничего не угрожало. Но сейчас…

— Черт. — Финн сжимает челюсть. — Я бы никогда не позволил тебе пойти туда, если бы знал, что…

— Я думала, что справлюсь с этим. Я думала… — У меня нет никакого оправдания, кроме того, что если бы я знала достаточно хорошо, если бы сказала Финну, он бы все отменил. А деньги были слишком хороши, чтобы отказаться и не воспользоваться шансом.

Он тоже это понимает. Я вижу это по его лицу.

— Ты действительно так сильно хочешь уехать из этого города? — Тихо спрашивает он. — Почему, Аша?

— Это мое дело. — Я ненавижу эти слова, даже когда они слетают с моих губ, особенно после всего, что он для меня сделал, но я не могу ему открыться. Если я это сделаю, то расскажу ему все, и тогда…

Я так близка к пропасти, которая приведет нас обоих к тому, к чему мы не готовы. К чему я не готова.

— Мне жаль, — тихо говорю я. — Я должна была рассказать тебе. Я должна была рассказать тебе обо всех рисках.

— Я… — Финн качает головой, делая медленный вдох, как будто пытается взять свои эмоции под контроль. — Боже, Аша, ты хоть представляешь, каково это было видеть тебя такой? Видеть женщину, которую я…

Он прерывается, его челюсть снова сжимается.

— Женщину, которую я должен был защищать, в таком виде. — Он тяжело сглатывает, и у меня возникает внезапное чувство, что то, как он закончил фразу, это не то, что вылетело у него изо рта, и я не знаю, что я при этом чувствую. Я должна быть напугана этим больше, чем я есть, и это пугает меня само по себе.

— Мне очень жаль, — снова шепчу я, и он натянуто улыбается.

— Это тебе пришлось пройти через это, девочка, — тихо говорит он. — Не мне расстраиваться. Больше всего на свете я сейчас беспокоюсь о тебе. Я хочу убедиться…

— Со мной все будет в порядке. — Мне неловко прерывать его, но я не знаю, смогу ли я выдержать то, что он скажет дальше. Это слишком много: нежность, забота, которой я так давно не получала, и у меня ужасное чувство, что я заплачу, если он останется здесь еще надолго. — Мне просто нужен отдых, ты прав.

Я не уверена, верит ли он мне, но он кивает, еще раз нежно прикасаясь к моей руке, прежде чем встать с кровати.

— Кричи мне, если тебе что-нибудь понадобится, девочка. Квартира не такая уж большая, я тебя услышу. — Он улыбается и встает, оставляя меня одну в своей постели.

Проходит неделя, прежде чем я чувствую себя достаточно хорошо, чтобы встретиться с Тео и Николаем. Я остаюсь у Финна на все это время, и, если бы у меня были какие-то сомнения, он — идеальный джентльмен на все это время. Он приносит мне еду, проверяет меня, ходит за обезболивающими, постоянно помогает, если мне нужна помощь, и никогда даже не намекает на то, что хочет что-то взамен. Я видела, каким жестоким он может быть, но он нежен со мной. Я все еще чувствую напряжение между нами, оно возникает каждый раз, когда его рука касается моей, или каждый раз, когда он приносит мне смену одежды, но он не обращает на это внимания. Оно просто существует, и с каждым мгновением, когда между нами появляется взгляд или чувство неразрешенного желания, я не могу не задаваться вопросом, не совершила ли я ошибку, поставив между нами такую большую дистанцию, согласившись на эту работу.

Но как я могла знать, что