Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Зачем тебе Бероев? — поинтересовался Трубилин спокойным тоном. — Хочешь передать привет гвардейцам кардинала от мушкетеров короля?
— Да ну их нафиг, ваших кардиналов, — отмахнулся Подопригора. — Я очень общительный, и мог бы пойти по самому мягкому пути. То есть официально пригласить твоего человека на беседу.
— Беседу?
— Да, беседа — это когда зовут потолковать за жизнь. Налить чаю, спросить, где был, что делал.
— Ага. Что на сердце, что под сердцем, чем душа успокоится, — выплюнул Трубилин. — Ты еще скажи: просто поржать!
Спорить оратор не стал, и изложил более жесткие варианты пути:
— Когда человек не идет на контакт и не берет трубку, его можно вызвать повесткой. На допрос. А еще я мог бы устроить маски-шоу в твоей охранной конторе, чтобы изъять разные бумаги и компьютеры.
— Но?
— Но сегодня все из этих путей выглядят ошибочными.
— У самурая нет цели, есть только путь, — пробормотал Трубилин, — а путь самурая — это смерть.
— Типун тебе на язык! Все пути ошибочны, потому что оставляют после себя акты, протоколы и прочее официальное делопроизводство. Визы коллег и прокуроров, глаза и уши бойцов…
— Я в курсе, Сан Саныч, — напомнил Трубилин. — У меня в ФСБ была такая же фигня с бумажками, приходилось сталкиваться по службе.
— Значит, понимаешь: это следы.
— Понимаю.
— Тогда можешь не переживать — инфа по Бероеву пока не вышла из моего ограниченного круга.
— Большое спасибо, — фыркнул Трубилин.
— Пожалуйста, — отозвался Подопригора, и мягко предложил: — А сейчас отзови своих людей!
— Сан Саныч, о чем ты? Где ты видишь моих людей?
— А я не вижу. Я чувствую. Как-то не сильно напрягает, но на данный момент это лишнее — я сегодня и так добрый.
Редкие пожилые горожане, в самом деле, мало напоминали бойцов охраны. Скорее они казались пенсионерами, степенно фланирующими по дорожкам. Кроме прохожих, на игровой площадке шумела малышня. Возле детей, собравшись в кружок, точили лясы мамочки. Этих тоже нельзя было причислить к охране Трубилина — они же оставались на месте, что детишки, что мамаши! В то время как объект двигался.
Артем Борисыч повел рукой:
— Послушай, тут никого нет.
— Ладно, — не поверил Подопригора. — Если твои люди меня слышат, пусть знают: я пришел сюда один и без оружия. И тащить тебя в кутузку не намерен, нет таких планов. Я не буду тебе помогать, но и не собираюсь предъявлять претензии. Хочу просто поговорить.
Трубилин ничего не сказал, и полковник приступил к «разговору»:
— Итак, Артем Борисыч, что ты знаешь о происшествии в автосалоне «Тойота»?
— Мало чего. Там стреляли, а потом целая куча людей потравилась, — не чинясь, доложил тот. — Либеральная пресса подняла дружный вой о газе «Новичок», который применили к мирному митингу по команде «кровавого режима». Вроде бы под удар попали азербайджанцы с оптового рынка, но это неточно. Маша Певчих следит за ситуацией.
— И все? — поморщился собеседник.
— Мне очень жаль. Просто выразить словами невозможно, как жалко.
Подопригора хмыкнул недоверчиво:
— Ладно, тогда я скажу. В твоей охранной конторе людям платят хорошую зарплату, доплачивают за секретность и премируют за выполнение особых заданий. Поэтому парни держатся за место, а язык держат за зубами. Красавцы, что сказать… По ситуации с Бероевым: я не следил за тобой и твоими людьми.
— А кто следил?
— Если у тебя мания преследования, это не значит, что за тобой не следят. Мало ли кому ты приглянулся? При твоем образе жизни недоброжелателей должно быть как грязи. Враги кругом… В этом бушующем море у тебя только два друга: крепкая повариха и я.
— Доверять никому нельзя, тебе можно, — хмыкнул Трубилин, и предложил: — Давай ближе к телу.
— А я о чем?
— О слежке.
Подопригора спорить не стал.
— О слежке. Наружное наблюдение, прослушка — это всё хорошо, но не в нашем случае. Время идет вперед, и сейчас никто не штопает носки. Я тебе больше скажу: никто уже не чистит ковры первым снегом!
— И в самом деле, — буркнул Артем Борисыч. — Чем ждать снега, проще отвезти в химчистку.
— Как ты наверняка знаешь, везде висят камеры. И маски, кепки или платки уже не мешают компьютеру распознавать лица. Система распознавания лиц способна анализировать видеопотоки с неограниченного числа камер, в нее можно ввести информацию о любом числе людей. А если добавить сюда невербальные средства общения, мимику и жесты, мы получаем еще один элемент распознавания. Понимаешь, когда системе трудно распознать лицо, человек сам преподносит информацию о себе с помощью жестикуляции. Ты можешь натянуть шапку и поменять одежду, но компьютерные алгоритмы все равно смогут определить личность человека. Потому что каждому человеку свойственна определенная кинесика — осанка, позы, поклоны, походка.
С этой шокирующей новостью Трубилину было трудно согласиться:
— Да ладно! «Я милого узнаю по походке, он носит брюки галифе», так что ли? Системы распознавания лиц — это понятно, они распознают по галифе. Но разве можно по позе и осанке вот так точно идентифицировать?
— Неточно, но вероятно. Для суда, как доказательство, наши домыслы не пройдут, а для понимания оперативной ситуации — вполне.
— И как вы вычислили Бероева?
— Я же тебе объяснил: сидя на жопе. Терпение и труд все перетрут и даже перетрахают. Никто твоего Бероева не выпасал, узбагойся! Головастики и компьютеры есть не только у ФСБ.
— Вы тоже не лыком шиты? — догадался Трубилин.
Подопригора усмехнулся:
— Не лыком шиты и не Шиком бриты. Повторюсь. Камеры висят везде, а под чай с кофе мои айтишники мониторят информационное пространство, социальные сети и чужие охранные системы. И еще целая куча народа снимала на свои телефоны перестрелку в автосалоне «Тойота», а потом выложила в интернет. Налицо именно тот случай, когда большой массив информации приводит к успеху. И я берусь утверждать, что с достаточно высокой долей вероятности Казбек Бероев был возле Хильды Вагнер, когда началась стрельба. Именно Казбек Бероев был в центре города возле автомобиля «Гелендваген», когда там работал пулеметчик. И, наконец, Казбек Бероев замечен в районе складов, когда там всё горело и взрывалось.