и когда-нибудь я туда поеду. Обещайте рассказать о вашей прекрасной стране, а я расскажу о моей прекрасной Германии.

Все с энтузиазмом согласились, и она посмотрела прямо на дядю Тромпа.

– Позвольте высказать догадку. Вы преподобный Тромп Бирман, тренер команды боксеров? – спросила она, и дядя Тромп улыбнулся.

– Вы очень догадливы.

– Я видела ваши фотографии, – призналась Хайди. – Разве можно забыть такую величественную бороду? – Дядя Тромп казался очень довольным. – Но вы должны сказать мне, кто остальные.

– Это Рольф Стандер, наш тяжеловес, – представил дядя Тромп. – А это Манфред Деларей, боксер полутяжелого веса.

Манфред был уверен, что она среагировала на его имя – чуть приподняла угол рта, чуть сощурилась; потом снова улыбнулась.

– Мы все будем добрыми друзьями, – сказала она, и Манфред ответил по-немецки:

– Мой народ, африкандеры, всегда был верным другом немецкого народа.

– О, вы прекрасно говорите по-немецки, – радостно воскликнула Хайди на том же языке. – Где вы научились говорить на настоящем немецком?

– Родители моего отца и моя мама были чистокровными немцами.

– Тогда вы найдете много интересного в нашей стране.

Она перешла на английский и начала рассказывать, показывая разные уголки города, пока вереница черных «мерседесов» с олимпийскими флажками на капоте неслась по улицам.

– Это знаменитая Унтер-ден-Линден, улица, которую так любят берлинцы. – Широкая и величественная, с рядами лип, которые делили проезжую часть на две части. – Улица длиной в милю. За нами королевский дворец, а впереди Бранденбургские ворота.

Высокие колонны памятника были увенчаны огромными знаменами, которые свисали от квадриги на самом верху донизу; легкий ветерок колыхал алую и черную свастику, окруженную многоцветными олимпийскими кольцами.

– Это Государственная опера, – показала Хайди в боковое окно. – Здание было построено в 1741-м…

Ее рассказ был интересным и насыщенным информацией.

– Посмотрите, как приветствуют вас жители Берлина, – воскликнула она с тем веселым, энергичным энтузиазмом, который, казалось, был свойствен всем гражданам национал-социалистической Германии. – Смотрите! Смотрите!

Берлин был городом знамен и вымпелов. На всех общественных зданиях, на всех магазинах, многоквартирных домах и частных особняках висели флаги, тысячи и тысячи свастик и олимпийских колец развевались на ветру.

Когда они приехали в Олимпийскую деревню, в отдельное отведенное для них здание, их ждала почетная охрана из членов гитлерюгенда с горящими факелами, и еще один оркестр на тротуаре грянул национальный гимн – «Голос Южной Африки».

Внутри здания Хайди вручила каждому буклет со множеством цветных купонов, с помощью которых можно было удовлетворить буквально все личные потребности: получить комнату и постель, автобус, который будет увозить их в Олимпийский комплекс и привозить обратно, раздевалку и шкафчик за определенным номером из отведенных для них на стадионе.

– В этом доме у вас будет свой повар и своя столовая. Пищу будут готовить по вашему желанию, с учетом любых возможных диет и вкусов. В любое время к вашим услугам врач и дантист. Стирка и глажка, радио и телефоны, массажист для каждой команды, секретарь с машинкой…

Буквально все было предусмотрено. Всех поразило такое точное и тщательное планирование.

– Пожалуйста, осмотрите свои номера. Ваш багаж уже ждет вас там. Разложите вещи, отдохните. Завтра утром мы едем на автобусную экскурсию по Reichssportfeld – Олимпийскому комплексу. Он расположен в десяти милях отсюда. Отъезд сразу после завтрака, в восемь тридцать. А тем временем, если вам что-нибудь нужно – что бы то ни было, – обращайтесь ко мне.

– Я знаю, о чем бы попросил ее, – прошептал один из боксеров легкого веса, и Манфред сжал кулаки от такого нахальства, хотя Хайди этих слов не слышала.

– До завтра, – весело сказала она и отправилась на кухню поговорить с поваром.

– Вот это женщина! – проворчал дядя Тромп. – Слава Богу, на мне одеяние священника, я стар, счастливо женат и глух к искушениям дочерей Евы. – Послышались насмешливые сочувственные возгласы: к этому времени дядя Тромп стал дядей для всех. – Ну хорошо! – Он неожиданно стал строгим. – Беговые туфли, ленивые молодые псы! Всем! Десять миль быстрым бегом до ужина!

Когда они спустились к завтраку, Хайди, веселая, яркая и улыбающаяся, ждала их. Она отвечала на вопросы, раздавала почту из дома, быстро и без суеты решала десятки мелких проблем, а после еды отвела их на стоянку автобуса.

Большинство спортсменов из разных стран уже приехали, в деревне царило сдержанное возбуждение, мужчины и женщины в спортивных костюмах бегали по улицам, переговаривались на многих языках, по их молодым лицам было видно – они в превосходной физической форме, это сквозило в каждом их движении. Когда приехали на стадион, всех поразили его размеры. Овальную беговую дорожку, поле и трибуны окружало множество спортивных сооружений, залов, крытых бассейнов. Ряды сидений, казалось, уходили в бесконечность, а олимпийский алтарь в дальнем конце с еще не зажженным факелом придавал ощущение религиозной торжественности этому храму, посвященному преклонению перед телом человека.

Им потребовалось целое утро, чтобы все увидеть, и у них возникли сотни вопросов. Хайди отвечала на все, но не раз Манфред обнаруживал, что она идет с ним рядом, а когда они говорили по-немецки, это создавало ощущение интимности, даже в толпе. И это не было плодом его воображения: Рольф тоже заметил особое внимание, проявленное к Манфреду.

– Как тебе понравились уроки немецкого языка? – невинно спросил он за ланчем, а когда Манфред огрызнулся, улыбнулся, нисколько не раскаиваясь.

* * *

Хозяева предоставили им спарринг-партнеров из местных боксерских клубов, и все последующие дни дядя Тромп жестко выводил их на пик формы.

Манфред обрушивался на противников, наносил удары по толстым щиткам на их груди и голове так, что даже с такой защитой никто не выдерживал больше одного-двух раундов, потом сдавался; а когда он возвращался в свой угол и осматривался, то обычно обнаруживал поблизости Хайди Крамер: безупречная шея залита румянцем, странно напряженное выражение невозможно голубых глаз, губы слегка раздвинуты, кончик розового языка просунут между острыми белыми зубами.

Однако лишь на пятый день тренировок он оказался с ней наедине. Манфред только что закончил напряженную тренировку в спортзале, принял душ, переоделся в серые брюки