Но взросление Анны переполнило чашу терпения Александра и пробудило в нем жажду свободы. В Кинроссе даже Руби не хватало, чтобы скрасить его жизнь. Однако сбежать из дома было труднее, чем из рабства, особенно после смерти Чарлза Дьюи и потому, что Сун предпочитал заниматься своими делами. Бывший золотой рудник разросся до размеров империи, требующей постоянного внимания; компания «Апокалипсис» расширялась, завоевывала новые регионы и сферы деятельности. На рудниках компании добывали не только золото, но и цинк, медь, алюминий, никель, марганец и микроэлементы; компания выращивала сахар и пшеницу, разводила крупный рогатый скот и овец, на ее заводах изготавливали паровые двигатели и локомотивы, вагоны и сельскохозяйственную технику. Ей же принадлежали чайные плантации и золотые шахты на Цейлоне, кофейные плантации в Центральной и Южной Америке, месторождение изумрудов в Бразилии, пакеты акций сотни самых процветающих предприятий США, Англии, Шотландии и Германии Поскольку компанией владели частные лица, никто, кроме членов совета директоров, не знал точно размеры ее капитала. Даже Английскому банку оставалось лишь строить догадки.

Обнаружив в себе умение безошибочно выбирать ценный антиквариат и предметы искусства, Александр начал сочетать полезное с приятным и привозить из деловых поездок картины, скульптуры, мебель, редкие книги. Двум иконам, подаренным сэру Эдварду Уайлеру, давно нашлась замена; к Джотто присоединились два Тициана, Рубенс и Боттичелли, а вскоре после этого Александр пристрастился к современной живописи и начал приобретать работы малоизвестных художников, в основном парижских — Матисса, Мане, Ван Гога, Дега, Моне, Сера. Владел он и Веласкесом, и двумя работами Гойи, Ван Дейком, Хальсом, Вермером и Брейгелем. Гид в Помпеях продал ему бесценный римский мозаичный пол всего за пять золотых соверенов — в сущности, почти повсюду гиды были готовы на все ради звонкой монеты. Вместо того чтобы хранить приобретения в Кинросс-Хаусе, Александр за несколько месяцев возвел пристройку к дому, где разместил все свои сокровища в стеклянных витринах — в висячем, стоячем или лежачем виде. Эта пристройка стала для него первым лекарством от скуки.

Вторым были путешествия, но тем не менее Кинросс не отпускал его. Мысленно Александр по-прежнему следовал по стопам Александра Македонского, с любопытством изучая все, что мог предложить ему мир. А в реальном мире он был прикован к дому, полному женских запахов и звуков. Атмосфера в особняке окончательно стала «женской», когда к его обитательницам присоединилась Анна с ее богатым репертуаром визгов и воплей.

— Собирай вещи! — скомандовал Александр Руби в июне 1889 года.

— Что?.. — растерялась она.

— Я говорю, пакуй чемоданы! Мы едем за границу.

— Александр, я бы с удовольствием, но разве я могу? Или ты, если уж на то пошло? Кто же останется здесь?

— Мы уезжаем через несколько дней, — заявил Александр. — Нас заменит Ли. Через неделю он уже будет в Сиднее.

— Тогда я никуда отсюда не двинусь, — взбунтовалась Руби.

— Да увидишься ты с ним! — рявкнул Александр. — Мы встретимся с Ли в Сиднее, обо всем поговорим и уплывем в Америку.

— Возьми с собой Элизабет.

— Черта с два! Я хочу как следует отдохнуть, Руби.

В зеленых глазах застыло подобие недовольства.

— Знаешь, Александр, по-моему, ты становишься эгоистом, — заявила Руби. — Надменным эгоистом. Я вам, сэр, еще не служанка, чтобы по первому требованию собирать чемоданы — только потому, что вам, видите ли, наскучил Кинросс! Мне и здесь хорошо. Я хочу дождаться сына.

— Ты увидишься с ним в Сиднее.

— На пять минут?

— Если хочешь — на пять дней.

— Не дней — лет! Ты, дружок, похоже, забыл, сколько лет я ждала его. Если он возвращается домой, значит, я буду ждать его дома.

В ее голосе звенела сталь; Александр вмиг забыл о повелительном тоне и придал лицу виноватое и почти умоляющее выражение.

— Прошу, Руби, не бросай меня! — с жаром заговорил он. — Ведь мы уедем не навсегда — так, развеяться, отряхнуть с ног пыль Кинросса. Пожалуйста, поедем со мной! Обещаю, потом мы вернемся домой и больше я тебя никуда не потащу.

Она смягчилась:

— Ну, в таком случае…

— Вот и умница! В Сиднее мы пробудем сколько пожелаешь — Руби, я на все готов, лишь бы вырваться отсюда с тобой: Мы же никогда не ездили вместе за границу; разве ты не хочешь увидеть Альгамбру и Тадж-Махал, пирамиды и Парфенон? Пока Ли здесь, мы можем объехать весь мир. Кто знает, что ждет нас в будущем? А если это наш последний шанс? Соглашайся, милая!

— Если ты дашь мне побыть в Сиднее с Ли — я согласна, — ответила Руби.

Он осыпал поцелуями ее руки, шею, губы и волосы.

— Проси что угодно, пока мы вдали от Кинросса и тисков Элизабет. С тех пор как девочки подросли, она только и делает, что пилит и пилит меня.

— Знаю. И мы с ней часто ссоримся, — призналась Руби. — Будь ее воля, она бы заточила Нелл и Анну в монастырь. — И она довольно замурлыкала. — Ничего, все еще переменится, со временем она успокоится. И все-таки хорошо, что меня она не пилит.

Выслушав на следующий день упрощенный вариант этого разговора в изложении Руби, Элизабет ахнула:

— Боже мой, Руби, неужели я такое чудовище!

— Ни в коем случае, это не твоя вина, — решительно заявила Руби. — Но если честно, Элизабет, пора бы тебе спокойнее относиться к целомудрию девочек. Последние восемнадцать месяцев ты никому в доме не давала житья. Да, не каждая мать вынуждена видеть, как ее дочери взрослеют, когда она сама еще очень молода, но в нашем городе девочкам ничто не угрожает, можешь мне поверить. Будь Нелл легкомысленной вертушкой, я еще могла бы тебя понять, но она рассудительная, умная девушка, которой нет никакого дела до пустых влюбленностей. А Анна… ну, Анна попросту большой ребенок! Своими вечными попреками и наставлениями ты оттолкнула Александра и от Нелл тоже. Если кто и оскорбится, узнав, почему отец так рвется прочь из дома, так это она.

— А как же компания? — спохватилась Элизабет.

— Компания и без него обойдется. — Почему-то Руби не захотелось сообщать подруге, что Ли возвращается домой.

— Ты правда едешь с Александром? — вдруг задумчиво спросила Элизабет.

— Ты ревнуешь? — ахнула Руби.

— Нет-нет, что ты! Но хотелось бы мне узнать, что значит путешествовать вместе с любимым…

— Когда-нибудь узнаешь, — пообещала Руби, целуя ее в щеку. — Надеюсь, так и будет.

Провожая Александра и Руби на вокзале, Элизабет вела себя крайне сдержанно и чопорно. «Она укрылась в своей раковине, — печально думала Руби, — но разве мы с Александром виноваты, что единственные узы, связывающие ее с внешним миром, — тревога за девочек? И самое страшное — то, что девочки в такой опеке не нуждаются».