Хаджар почувствовал его приближение, но не стал оборачиваться.

Он не верил в такие понятия, как честь или достоинства. Жизнь его достаточно хорошо научила, чтобы он понял, что все это лишь сказки для безусых юнцов с лысыми яйцами между их собственных… впрочем, не об этом.

Но для некоторых… для некоторых это были те оковы и цепи, которые держали их крепче, чем узда держит строптивого мустанга.

— Когда-то здесь было красиво, — он встал рядом с Хаджаром. Заложив руки за спину, спокойно взирал на долину.

Окруженная холмами, погруженная в вечный сон. Залитая золотом рассвета, окрашенная проливающимся с неба багрянцем истекающих кровью облаков.

В её центре тоже поднимался холм. Эпохи сделали свое дело и то место, где был сожжен дом Травеса теперь выглядел как естественный природный рельеф. На нем даже проросло несколько деревьев и кустов.

Наверное они тоже имели какое-то применения, но его Хаджар не знал, а теребить постоянно нейросеть не было ни малейшего желания.

Дул ветер.

Он гнал кровавые облака все дальше к горизонту.

Здесь действительно было хорошо.

Просторно и свежо.

— Ты встретил его при жизни или уже после смерти?

Только теперь Хаджар повернулся к своему собеседнику. Была ли это шутка судьбы или что-то иное, что Император Морган был так похож на Императора Драконов? Или, скорее, связано с тем, что Морган использовал магию и ритуалы, связанные с кровью самых разных существ, включая собственных детей.

Но, так или иначе, Император выглядел почти схоже. Половины волос белые, как снег, а другая чернее смолы. Брови, похожие на молнии и глаза краснее раскаленных углей. По центру, над переносицей, красная татуировка герб.

Именно она, а не какая-то корона, и являлась символом власти.

Одет Император был в простые одежды, а закатанные рукава обнажали невероятно мускулистые руки. Такими можно было обхватить ствол молодого дерева и раздавить его в щепки в крепких объятьях.

Всем своим видом Император демонстрировал мощь и спокойствие. Наверное таким и должен быть лидер в мире, где всем правит сила.

— Почему вы спрашиваете, Ваше Высочество? — спросил Хаджар.

Он не ощущал особой ненависти к этому дракону. Тот поступил так, как должен был поступить правитель. И пошел на те жертвы, на которые должен был пойти.

Это нисколько не умоляло им содеянного, но этого было достаточно, чтобы не лишать диалога куртуазности велеречивого общения. В конце концов, чем они будут отличаться от зверей, если начнут общаться так же, как последние.

Забавный каламбур…

— Когда были выкованы цепи для Травеса, я приказал оставить их такими, чтобы они не лишали его доступа к энергии.

— Что вы хотите этим…

— Травес мог в равной степени, как оставить Наследие при своей смерти и уже оно выбрало тебя своим приемником, так и встретить тебя при жизни, потому как его путь был ограничен лишь его собственной волей. Он бы не умер от влияния времени, ибо мог бесконечно черпать энергию из Реки Мира, а драконы, в своей истинной форме, имеют почти неограниченный срок жизни.

Мысли побежали еще быстрее.

— Но тогда получается…

— Все верно, — кивнул Император. — Когда ты попал в его темницу, то он мог с той же легкостью использовать твою жизненную энергию, чтобы с её помощью сбросить с себя оковы.

Цепи… Хаджар помнил их так же хорошо, как и миг их встречи. Массивные, древние, исписанные волшебными рунами. Они ограничивали Травеса во внешней энергии, но не во внутренней. В противном случае он бы никак не смог поместить внутрь Хаджара свое “сердце”.

А значит, он действительно мог разбить душу Хаджара и, даже такой крупицей внешней энергии, что содержалась тогда внутри нежданного визитера, освободить себя…

— Именно по этой причине, — продолжил правитель. — темница была создана таким образом, чтобы под ней протекал поток Льдо-воды на скорости большей, чем развивает самый быстрый из небесных кораблей Семи Империй. Иными словами…

— Если бы я действительно попал в пещеру через этот поток, то…

— Даже если бы произошло кармически-небесное чудо, Хаджар Дархан, то ты бы оказался перед Травесом в образе ледяного порошка, но никак не живого, дышащего человека.

Сердце Хаджара забилось быстрее, а шум бешено танцующего пера над его ухом обернулся настоящим громом.

— Как бы ты не попал в пещеру, это было не случайно, — Император вытащил что-то из-за пазухи, нагнулся и аккуратно положил в борозду. — И по какой бы причине Травес не отдал ради тебя свою жизнь — он знал куда больше, чем сейчас знаем ты или я.

С этими словами Император развернулся и неспешной походкой направился в сторону холмов.

— Почему вы мне это рассказали? — окликнул его Хаджар.

Император замер. Он простоял неподвижно какое-то время, после чего устремил свой взор к облакам.

— С каждым новым рассветом, небо все больше кровоточит, Хаджар, — произнес, наконец, он.

И только после этого истаял, словно и не было его вовсе.

Проклятье…

Проклятье!

Хаджа прикрыл глаза и ровно задышал.

Однажды.

Однажды он все выяснит.

А пока… пока ему надо посадить дерево.

— Не вижу никакой причины для Императора лгать тебе, Хаджар, — Чин’Аме передвинул фигуру на доске. — Тем более я лично, по приказу его Императорского Величества, принимал участие в заточении Травеса. Не могу сказать, что это доставило мне хоть сколько-то удовольствия, но тот день я хорошо помню. Темница действительно была спроектирована таким образом, чтобы в неё невозможно было попасть извне.

Хаджар смотрел на шахматную доску перед собой. Он никогда не был силен в этой игре настолько, чтобы гордится своим умением. Но даже без помощи нейросети обладал достаточным навыком, чтобы не проигрывать в первые двадцать ходов.

— Тогда как я мог…

— Твои мысли сфокусированы не на том, Хаджар, — перебил Чин’Аме, вновь двигая свою ладью. — Я сказал, что у Императора не было причины лгать тебе, но я не говорил, что он не преследовал иную цель.

Они сидели на самом пике Горы Волшебного Рассвета. Из-за плотных облаков не было видно земли и создавалось ощущение, что они дрейфуют посреди бесконечного белого моря.

Будто бы во всем мире не существует ничего, кроме маленького персикового дерева и трех камней. Двух продолговатых, которые они использовали вместо скамеек и одного кубической формы, где и была нарисована волшебной краской шахматная доска.

Чин’Аме говорил, что сюда поднимаются лишь в поисках уединения в медитации, направленной на единение с энергией небес. Важнейшим элементом в жизни любого дракона.