Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В результате английские войска были ослаблены на западе, где отрядам Дофина удалось добиться значительных успехов. Французскими командирами в этом секторе были два бретонских дворянина — Жиль де Ре, лейтенант Дофина в Анжу, и Жак де Динан, сеньор де Бомануар, капитан Сабле. Оба они происходили из семей с давними традициями служения монархии Валуа и отказались принести клятву герцогу Бретонскому о соблюдении его договора с англичанами. Примерно в ноябре 1427 г. они атаковали Ле-Люд, крепость на реке Луар, которая была занята графом Уориком в предыдущем году и служила восточным английским форпостом обороны Мэна. Ле-Люд подвергся артиллерийскому обстрелу, и его разрушенные стены были взяты штурмом. Среди пленных был английский капитан крепости. Вскоре после падения Ле-Люда отряды Ла Ира выступили из Вандома, соединились с дворянином из Мэна Луи д'Авогуром и атаковали город-крепость Ла-Ферте-Бернар. Эти нападения продемонстрировали проблемы, с которыми англичане всегда будут сталкиваться в Мэне: их войска были слишком рассредоточены по широкому фронту, постоянно подвергаясь угрозе со стороны враждебно настроенного населения и расположенных поблизости гарнизонов противника. Роберт Стаффорд, английский капитан Ла Ферте-Бернар, находился в Ле-Мане, когда над его крепостью нависла угроза со стороны Ла Ира. Он поспешил вернуться в Ла-Ферте, но его гарнизон насчитывал всего 24 человека и они не смогли помешать горожанам открыть ворота перед врагом около 20 января 1428 года. Люди Стаффорда заявили ему, что, поскольку город находится в руках врага, замок тоже не устоит и отказались сражаться. Когда люди Ла Ира приступили к стенам замка, англичане сложили оружие и сдались. За два года Ла Ферте-Бернар перешел из рук в руки уже в третий раз. Его захват позволил Ла Иру создать здесь новую базу и установить связь с дофинистскими гарнизонами Анжу[302].
Первым плодом их сотрудничества стало нападение на столицу провинции Ле-Ман. 25 мая 1428 г. перед городом появился отряд из нескольких сотен человек под командованием Ла Ира и Бомануара. При попустительстве епископа и некоторых знатных горожан им были открыты одни из городских ворот. Однако люди Ла Ира, многие из которых были рутьерами старой закалки, живущими грабежом, оттолкнули своих естественных союзников среди горожан, разбежавшись по городу крики "Ville prise!" — традиционным призывом к повальному грабежу и насилию. В цитадели находился большой английский гарнизон в 120 человек под командованием двух выдающихся валлийских капитанов Мэтью Гофа (Го) и Томаса Гауэра. Они не успели среагировать достаточно быстро, чтобы остановить французов, занявших город. Но Гауэр успел послать гонца в Алансон, где Гоф совещался с командующим сектором сэром Джоном Толботом. Менее чем за два дня Толбот и Гауэр собрали большое войско, включавшее отряды Скейлза, Олдхолла, Ремпстона и Гласдейла. Они шли всю ночь и прибыли к Ле-Ману незадолго до рассвета 28 мая. Их впустили в цитадель через крепостные ворота, откуда они ворвались на улицы. Дофинисты были застигнуты врасплох. Бомануар ушел с большей частью своего отряда. Большинство же людей Ла Ира спали в домах. Когда англичане пронеслись по городу с криками "Нотр-Дам!", "Святой Георгий!" и "Толбот!", горожане отомстили за разграбление своих домов, бросая тяжелые предметы из верхних окон на головы людей Ла Ира, которые пытались собраться для отпора. Сильно уступая в численности англичанам, они не выдержали и бежали через ворота, многие из них были еще в ночных рубашках. Бомануар поспешно ретировавшись из города далеко не ушел и надеялся, что его присутствие спровоцирует восстание жителей. Но те отказались что-либо предпринимать, и он был вынужден уйти с пустыми руками. В последующие дни были разоблачены и казнены главари группы, помогавшей дофинистам занять город[303].
* * *
В Вестминстере граф Солсбери изо всех сил старался заручиться поддержкой для большого наступления, запланированного на следующее лето. По словам Жана де Ваврена, Бедфорд надеялся на экспедиционную армию в 6.000 человек. В условиях раздираемого мятежом и обанкротившегося Буржского королевства, Солсбери надеялся убедить скептически настроенное политическое сообщество Англии в том, что еще одно усилие позволит окончательно сломить сопротивление дофинистов и положить конец войне. Когда 13 октября открылся Парламент, вступительная речь канцлера, архиепископа Йоркского Кемпа, не оставила у парламентариев никаких сомнений в том, чего от них ожидают. По словам канцлера, они были созваны для того, чтобы "предложить свою готовность поддержать короля и государство и помочь им своими телами и богатством". Однако в течение первых нескольких недель война во Франции была отодвинута на второй план из-за стремления герцога Глостера к регентству и его планов по вмешательству в дела Голландии. Только в новом году, когда надежды Хамфри окончательно угасли, появились свидетельства активной подготовки экспедиционной армии во Францию. В итоге планы герцога Бедфорда были рассмотрены Палатой Лордов в марте 1428 года. Согласно единственному сохранившемуся отчету, лорды единогласно решили, что граф Солсбери должен вернуться во Францию летом во главе самой большой экспедиционной армии, покинувшей берега Англии со времен смерти Генриха V, но ее численность не будет составлять 6.000 человек, как надеялся регент. Это было не под силу ни правительству, ни военному потенциалу Англии. К 24 марта 1428 г., когда Солсбери скрепил контракт с королем, численность его армии была определена в 2.400 человек, включая 600 латников. Она должна была быть готова к отплытию 30 июня. Кроме того, сенешаль Аквитании сэр Джон Рэдклифф, находившийся в Англии, должен был сопровождать Солсбери с еще 800 человек. Вероятно, предполагалось, что, как только англичане закрепятся к югу от Луары, Рэдклифф отправится со своим отрядом в Бордо по суше[304].
В конце концов, Палату Общин удалось убедить отказаться от своей политики отказа от предоставления прямых налогов на войну во Франции и она проголосовала за два новых налога для поддержки экспедиции графа Солсбери. Один из них был так называемым приходским налогом, который взимался с владельцев домов и дифференцировался в зависимости от богатства приходской церкви, что, по мнению парламентариев, являлось приблизительным показателем благосостояния прихода. Второй налог взимался