Карла VI во время недолговечного бургиньонского режима в 1413 г. В 1418 г. Ла Тремуй перешел на сторону Дофина, но сомнения в его истинной верности сохранялись на протяжении всей его карьеры. Все знали, что он имел тесные связи с бургундским двором. Его младший брат, Жан де Ла Тремуй, сеньор де Жонвель, был одним из самых влиятельных советников Филиппа Доброго. Коннетабль счел Жоржа полезным сообщником в заговоре против Пьера де Жиака и посоветовал Дофину приблизить его. С той странной и отстраненной пассивностью, с которой Карл в эти годы смотрел на все смены своих министров, он почти не сопротивлялся. Он лишь предупредил коннетабля, что тот еще не раз пожалеет об этом. "Я знаю его лучше, чем вы", — сказал он. Несмотря на первоначальную настороженность Карла, он был очарован своим новым министром, который быстро взял в свои руки все аспекты управления, став первым человеком, которому удалось это сделать после отставки Луве[286].

Главными устремлениями Ла Тремуя были готовность прибегнуть к насилию и страсть к обогащению, весьма сильная даже по меркам продажного двора Дофина. Он сколотил свое состояние, женившись на богатой вдове Иоанна, герцога Беррийского, Жанне Булонской, которая умерла в 1422 г. после долгих лет жестокого обращения со стороны мужа. В 1427 г. Ла Тремуй поразил двор, женившись на Екатерине де Л'Иль-Бушар, вдове Пьера де Жиака, которого он убил всего за пять месяцев до этого. Это принесло ему большое движимое имущество убитого министра и вызвало сильные подозрения в том, что Екатерина была его любовницей и была посвящена в заговор. Ла Тремуй умел распоряжаться своими деньгами. В эпоху дефицита наличных денег и упадка большинства дворянских состояний он был сказочно богат. Жорж активно занимался ростовщичеством, предоставляя крупные суммы в долг Дофину, а также многим городам и частным лицам, разоренным войной, под залог земельных владений и проценты, которые, по некоторым данным, достигали 100% годовых. Ростовщики редко пользуются популярностью в обществе, и Ла Тремуй не был исключением[287].

Жорж де Ла Тремуй имеет скверную историческую репутацию. Французские историки так и не простили ему неприязненного отношения к Жанне д'Арк на поздних этапах ее карьеры. Филипп де Коммин, возможно, самый проницательный наблюдатель из нового поколения, сравнивал его с его английским современником графом Уориком. И тот и другой, по мнению Коммина, иллюстрировали золотое правило: если фаворит хочет выжить, он должен быть любим своим господином, а не внушать ему страх. Некоторые фавориты служили своему господину слишком хорошо, чтобы быть популярными в обществе. В каком-то смысле Ла Тремуй хорошо служил Карлу VII. Он был умен, политически проницателен и трудолюбив. Он был эффективным администратором, первым человеком с таким качеством после Жана Луве. Жорж лучше, чем большинство советников Карла, понимал ограниченность ресурсов Буржского королевства. Его последовательные выступления за примирение с герцогом Бургундским были оправданы последующими событиями. Но у него было слишком много недостатков. Ла Тремуй был неважным стратегом, был жаден и коррумпирован, легко наживал себе врагов и неустанно мстил, причем нередко людям, которые могли бы сослужить королю добрую службу[288].

* * *

Лето 1427 г. можно рассматривать в ретроспективе как наивысший подъем в судьбе дома Ланкастеров во Франции. Спустя годы, в более трудные времена, сам Бедфорд вспоминал о нем как о времени, когда "все там процветало". Угроза со стороны Бретани была нейтрализована. В Нормандии, Пикардии, Шампани и Иль-де-Франс не было заметных вражеских гарнизонов. Сухопутные и речные пути вокруг столицы были свободны. Летом 1426 г. ярмарка Ленди впервые с 1418 г. была проведена в традиционном месте — на равнине Сен-Дени. Вишни продавались на рынке Ле-Аль по денье за фунт, а овес на берегах Сены — менее чем за 10 су за бушель, что было самым низким уровнем цен за последние десять лет.

Возвращение герцога Бедфорда во Францию ознаменовалось событием, которое в значительной степени стало кульминацией это удачного периода. Он назначил сэра Джона Толбота, сопровождавшего его во Францию, вместо Фастольфа военным губернатором штата Мэн. В начале мая Толбот атаковал город Лаваль на западном берегу реки Майен. Баронство Лаваль принадлежало вдовствующей баронессе Анне, даме де Лаваль, которая в это время находилась в городе. Когда англичане перебрались через стены, ее 19-летний сын Андре, сеньор де Лоэак, сражался на улицах города, но потом вместе с жителями отступил в цитадель. В цитадели не было запасов провианта, и ее защитникам через четыре дня пришлось сдаться. Им позволили уйти, заплатив коллективный выкуп в размере 20.000 золотых экю (3.333 фунта стерлингов). Вскоре после этого Анна де Лаваль купила мир для остальной части баронства, согласившись выплачивать pâtis. Завоевание Мэна было практически завершено[289].

В середине мая 1427 г. регент встретился в Париже со своими главными военачальниками, чтобы принять решение о дальнейших действиях. После пяти лет, проведенных в укреплении своих позиций на севере Франции, Бедфорд решил, что настало время прорваться за Луару и перенести войну в сердце Буржского королевства. Стратегическая задача заключалась в том, чтобы захватить и удержать надежную переправу через реку. Это означало либо линию сильно укрепленных мостов у Пон-де-Се, на равнине к югу от Анжера, либо хотя бы один из четырех обнесенных стенами городов с мостами на северном берегу реки — Орлеан, Блуа, Божанси или Менг. Регент всегда предпочитал западное направление, наступая на долину Луары через Анжу. Преимущества этого направления заключалось в том, что оно открывало перспективу завоевания богатой равнины Пуату, закрывало Дофину выход к Атлантике и соединяло Нормандию и Гасконь. Альтернативой было вторжение в Буржское королевство через Берри, расположенное дальше на восток. Такую стратегию предпочитали графы Солсбери и Уорик, а также несколько французских советников Бедфорда. Их взоры были прикованы к Орлеану, богатому, многолюдному и политически важному городу, расположенному вблизи административных центров владений Дофина. Для нападения на Орлеан имелись как логистические, так и политические аргументы. Дорога Париж — Орлеан находилась под английским контролем на расстоянии до 20-и миль от города. Тяжелую артиллерию можно было перевезти на юг по реке Луэн, притоку Сены, которая в XV веке была судоходной на расстоянии до 10-и миль от Луары и на большей части своего течения контролировалась английскими гарнизонами. Резким разногласиям между сторонниками этих двух направлений суждено было осложнить ведение войны в течение последующих 18-и месяцев[290].

Основная сложность на восточном направлении заключалась в непростом положении Карла, герцога Орлеанского. Карл был сыном Людовика Орлеанского, брата предыдущего короля, убийство которого Иоанном Бесстрашным в 1407 г. положило начало гражданским войнам во Франции. В возрасте двадцати одного года он попал в плен при Азенкуре и с тех пор находился в различных крепостях Англии, изливая свою тоску в меланхоличных стихах на французском и английском языках, многие из которых были посвящены плену, одиночеству и сексуальной неудовлетворенности. Карл Орлеанский был самым высокопоставленным принцем французского королевского дома после Карла VII и являлся