я вот сижу и думаю: может, иногда лучше не сидеть и плакаться на жизнь на кухне, а действительно начать жить эту самую жизнь?

- У вас такое лицо, будто вы думаете о чём-то другом. Более грустном и глобальном.

- Да нет... Я просто смотрю, как мы несёмся через темноту куда-то в неясность, и думаю, что жизнь, в сущности, мало чем отличается от этой нашей поездки: впереди темнота, позади воспоминания и ни хрена не понятно, в какой момент всё это закончится. Но что если всё не так плохо? Что если я просто столько времени пялился на снег за окном, что вообразил себя снежинкой, которую ветер несёт из ниоткуда в никуда? Что если нужно просто перестать ею быть? Вон, Мерлину вообще хватило наглости и хитрости победить смерть и капать нам на мозги через сотни лет после того, как Квадриптих приказал долго жить. И ничего, не отчаивается. У меня, конечно, такой энергии нет – характер не тот. Но будь я проклят, если по пути на кладбище не попытаюсь вставить костлявой старухе пару палок в колёса. Да и что меня держит, если уж так посмотреть? Жены у меня нет. Мой сын – великовозрастный болван на хлебном месте в провинциальном городке, и это его вполне устраивает. Вот женится скоро на дочери фабриканта Форинта, да и уедет в Столицу. Будет там в салонах читать свои дурацкие стишки. Так что руки, в общем, у меня развязаны.

- Вы это... того... Самовольно покинули пост.

- Не «самовольно покинул», – инквизитор пригрозил следователю пальцем, – а «временно передал управление заместителю на время своего пребывания на ответственном секретном задании». Вы, Фигаро, как вчера родились.

- Так нет же никакого задания. Ваше ведомство проверит это на раз-два.

- Пока оно проверит, – махнул рукой Френн, – пока поймёт, что никто из Оливковой Ветви меня никуда не отправлял – а случится это нескоро, потому что у нас страсть как боятся задавать вопросы вышестоящему начальству – пока начнут посылать запросы в смежные ведомства, вроде ОСП, пока там соизволят ответить... Фигаро, да я к тому времени на пенсию выйду. Ну, или мир накроется медным тазом, это уж как повезёт...

- Приехали, добрые господа! Ваша хатка на горизонте! – прокричал жизнерадостно шофер в переговорную трубу. – Вещи ваши в багажнике, через минутку затормозим и доброй ночки!

- Эм-м-м-м... Простите, любезный, это ж с какой скоростью мы ехали-то?

- Сто десять километров в час, господин инквизитор! Вот чтоб мне провалиться! Иногда даже быстрее, там, где с горки!

- Хм... Не силён я в метрах-километрах, если честно...

- Это почти как верста, господин Френн. Чутка больше, но разницей можно пренебречь, если вы не расчёт для баллистики делаете.

- Ого! Ого-го! А если мы, пардон, на такой скорости во что-нибудь вляпаемся?!

Шофёр задумчиво поскрёб рукой в краге макушку шлемофона.

- Не знаю, судари, не проверял! Да и куда тут вляпаешься: снег кругом один! Но, думаю, что если, скажем, об дерево приложимся, то и костей не соберёшь!

- Спасибо, – Френн изобразил на лице облегчение, – вы не представляете, как вы меня успокоили. Я-то думал, что придётся помучиться.

- Никак нет, вашсиятельство! Однозначно сразу в лепёшку, так что не извольте беспокоиться! Позвольте я вашу поклажу до крылечка-то доволоку…

- Нет, Фигаро, вы, всё же, спите.

- Не-а. У меня, похоже, после сегодняшнего дня нервная трясучка. Ссыльные колдуны, Харт, божественные львы... Для меня чересчур много.

- Я тоже что-то заснуть не могу. Может, по сто пятьдесят? Нам князь бутылку с собой дал.

- Френн, я с самого приезда на Хлябь только тем и занимаюсь, что пью. Может, стоит дать организму передышку? Старшему следователю ДДД, конечно, положена страховка, но она такие нагрузки на здоровье не покрывает.

- Так что, не будете?

-…

-…

В темноте комнаты, едва подсвечиваемой оранжевым дрожанием угольев в печи, послышалась возня, и за столом у окна появились два тёмных силуэта: высокий угловатый и низенький толстенький. Разделся звон посуды, хлопнула пробка. Взвыл за окном ветер, дёрнул ставни, и, сердитый, улетел прочь, петь над ночными равнинами. В комнате было тихо-тихо: мышей недавно выгоняли отсюда морозом, новые пока не набежали, домовой давным-давно дрых в своём голбце и лишь печка тихонько потрескивала, да гудела тяга в широкой трубе.

- …Ну, давайте. На сон грядущий.

- М-м-м-м, хорошо!.. Держите, кстати: у меня тут пара галет.

- Спасибо... А вы что, правда в войну артиллеристом были?

- Сперва связистом. Но меня оттуда попёрли. Наш ротмистр – дядька суровейшего нраву, но не без юмора – ржал как сивый мерин и говорил: «Фигаро этот ну вот просто уникальная личность, чтоб мне провалиться! Нужно, понимаешь, провод тянуть вперёд, а как только снаряд бахнет, так он его взад тянет! Словно по волшебству на месте разворачивается, и здрасте!» А я что? Я ничего, всё так и было. Молодой был, зелёный. Взрывов боялся до одури. Оно, вроде, и не хочешь, а всё равно на пузе назад ползёшь. В общем, отправили меня в артиллерию: мол, привыкай к «бабахам». И вот там я, неожиданно для себя, прижился. Пушки, снаряды, расчёты – как-то вот мне сразу оно по душе легло. Воевали так: так: пальнёшь по координатам, залезешь в блиндаж и ждёшь, пока немецкая контрбатарейка отработает. Чаю выпьешь – ага, стихло! – и наружу. Пушки, значит, раскапывать. Королевские орудия какие были? Ого какие! Рядом с таким фугас рванёт, а ему хоть бы хны – только землёй закидает, главное, ящики снарядные в укрытии держать. Не служба, а песня!.. А вам, Артур, пора бы и появиться. Сколько можно делать вид, что вас здесь нет.

В темноте слабо засветился ещё один силуэт: полупрозрачный и бородатый.

- Вы, Фигаро, прекрасно знаете, что я никоим образом не могу покинуть Орб на вашем пальце. Даже когда я, так сказать, в отъезде, то я всё равно тут. И прежде чем вы начнёте полоскать мне голову своими претензиями по поводу Лудо, я сразу скажу, что сам факт того, что Луи де Фрикассо действительно был, так сказать, продуктом старых разработок Квадриптиха ровным счётом ничего не меняет. Это не важно, если коротко.

- Если это не важно, то тем более могли бы рассказать. И хватит уже использовать слово «Квадриптих». А то у вас если