Леонид прислушался, и на его лице отразился ужас.

— Товарищ второй пилот, необходимо срочно конфисковать молоток у злоумышленника из второго двигателя.

Сергей начал жать на кнопки, на панели загорелись и погасли лампочки.

— Задание выполнено, товарищ командир.

— Ну, вот и шуму конец, Александра. Вам очень повезло, что за штурвалом этого самолета сижу я.

— Товарищ командир, из второго двигателя слышатся стоны.

— Сергей Иванович, пора вернуть молоточек типу из двигателя номер два.

Сергей снова нажал на кнопки:

— Сделано, командир. Засранец просит серп.

Все расхохотались. Бортрадист протянул Леониду радиограмму:

— Плохие новости из Лондона, командир.

* * *

Смог зимы пятьдесят второго стал убийственным для британской столицы. Четыре тысячи человек умерли, задохнувшись угарным газом и ядовитыми испарениями, но худшей в истории города была зима пятьдесят первого. В городе воняло тухлыми яйцами, видимость составляла не больше двадцати метров. Привыкшие ко всему лондонцы обменивались шутками насчет нечаянных купаний в холодных водах Темзы и подбадривали друг друга, напоминая, что Клод Моне придумал импрессионизм именно благодаря призрачному туману. Много раз Лондон оказывался отрезанным от остального мира. Ни один самолет не мог приземлиться в Хитроу. Во вторник девятого января 1951 года Леонид получил приказ свернуть на Париж и садиться в Ле-Бурже, но аэропорт был перегружен, поэтому Ил перенаправили в Орли. День подходил к концу, никто не мог сказать Леониду, как долго продлится вынужденная задержка, и он предвидел капризы и недовольство пассажиров, но, как ни странно, сообщение было воспринято спокойно. Летевшие этим рейсом заместитель министра и семь депутатов Верховного Совета решили использовать непогоду на благо франко-советским отношениям. Нужно было найти такси и гостиницу для делегации. Лучше всего, если найдутся места в «Мёрис».[131]В здании аэропорта было открыто всего одно справочное окно, и служащая явно не собиралась заниматься проблемами советской делегации. Высокая молодая женщина в форменном, цвета «жандарм», пиджаке компании «Эр Франс» и фетровом берете невозмутимо улыбалась слугам народа, пытавшимся объясниться с ней на ломаном французском, и делала вид, что не понимает ни слова.

— Я представитель компании «Эр Франс», а не турагент.

— Где находится турбюро?

— Оно сейчас закрыто. Попытайте счастья на Елисейских Полях.

— Вы… звонить туда.

— Вот там, в зале, находятся телефонные кабины.

Депутаты отправились к автоматам, но им не повезло — почтовое отделение уже закрылось, а сотрудница «Эр Франс» не позволила им звонить по своему телефону:

— Это внутренняя линия, только для служебного пользования.

— Я… жаловаться в компанию! — зарычал заместитель министра.

— Обратитесь в бюро жалоб и рекламаций.

— Где… есть… это бюро?

— На втором этаже, но они откроются только утром.

Леонид и четыре члена экипажа подошли к окошку как раз в тот момент, когда заместитель министра по-русски оскорблял служащую компании, выведенный из себя ее высокомерной улыбкой. Несколько мгновений Леонид молча любовался невероятной, скульптурной красотой молодой женщины. Широкий лоб, золотисто-каштановые волосы до плеч, сине-зеленые глаза и соболиные брови. Ему показалось, что он где-то ее видел. «Нет, невозможно, такое лицо я бы не забыл», — подумал Леонид. Она была похожа на какую-то американскую актрису. Леонид плохо запоминал фамилии, он знал только Чаплина, а еще — Лорела и Харди,[132]а из актрис — Грету Гарбо. Леонид попытался успокоить своего высокопоставленного пассажира, пообещав все уладить.

— Я не говорить по-французски, — сообщил он, подкрепив слова лучезарной улыбкой, и перешел на «пилотский» английский, но не преуспел. — Вы… есть… француженка или англичанка?

— Моя национальность вас совершенно не касается, — без малейшего акцента ответила она по-английски.

— Не могли бы вы говорить чуть помедленнее?

— Повторяю последний раз. Вы в Орли, а не в Ле-Бурже.

— Виноват лондонский смог.

— Я не получила никаких инструкций относительно вас. Мой рабочий день окончен.

— Вы должны нам помочь.

— С какой стати? Я работаю на «Эр Франс», а не на «Аэрофлот».

— Мы потерялись и не знаем, куда идти.

— Я не агентство путешествий.

— Мне придется обратиться в посольство.

— Звоните кому хотите, хоть папе римскому, хоть американскому президенту. И прекратите улыбаться как идиот! Кем вы себя возомнили — Кэри Грантом?[133]— Она опустила решетку на окошке, повернула ключ в замке и скрылась в своем кабинете.

Заместитель министра и члены делегации отнесли инцидент на счет взбалмошного нрава французских женщин, что внушало надежду приятно провести время в Париже. Аэропорт постепенно пустел, они устремились на улицу и погрузились в такси. Членам экипажа досталась последняя машина, но водитель наотрез отказался «брать на борт» пятерых. Он не соблазнился даже щедрыми чаевыми, подтвердив безупречную репутацию парижских таксистов.

— Трое сзади, один на переднее сиденье, и поторопитесь, иначе уеду!

Главная задача командира — обеспечить безопасность своих людей. Леонид приказал им отправляться, а сам остался на стоянке, не слишком надеясь дождаться такси. Мимо проехал белый «Рено-203». Машина притормозила, дала задний ход и остановилась рядом с Леонидом. Стекло опустилось, и он увидел лицо девушки из «Эр Франс». Леонид воспрянул духом и шагнул к дверце.

— В Париж? — с безмятежной улыбкой спросила она.

— Вы моя спасительница.

— Вынуждена вас разочаровать: я никогда никого не подвожу. Но у меня сегодня хорошее настроение, и я подскажу вам, как добраться. Идите все время прямо, и окажетесь на Национальном шоссе номер семь. Держитесь правой стороны. Если повезет, поймаете такси или автобус остановится, если нет — Париж недалеко. Не заблудитесь. Вам повезло, погода хорошая. Видите, как мало нужно, чтобы мужчина перестал выпендриваться. Десять километров пешком — и никаких улыбок! Вы ужасно хрупкие создания!