день. Но дочь не хотела и слышать о том, чтобы возбудить дело в суде. Она не объяснила причины, а ты поначалу приписал все ее стыдливости. Ты мог понять ее, но ты не мог смириться с тем, чтобы вокруг тебя постоянно существовал мир, в котором ты ничего не в состоянии сделать.

На следующий день пришел американец в сопровождении переводчика и увел твою дочь. Оказалось, что после того, как Роберт надругался над девушкой, она будто столкнула его с обрыва и он получил серьезную травму. О том, что Роберт изнасиловал девушку, не было и речи. Человек, назвавший себя агентом Си-Ай-Ди[24], сказал, что дочь арестована по подозрению в нанесении телесных повреждений военнослужащему американской армии и что потерпевший находится сейчас в армейском госпитале. Узнав, что Роберт возбудил дело против дочери, ты поспешно принялся объяснять, что она воспользовалась правом на оборону. Но твои слова не возымели действия. Дочь увели.

Ты отправился в городское полицейское управленце, чтобы оформить встречный иск.

— Скверная история, — задумчиво проговорил полицейский средних лет. — А как она сама?

Ты поспешно рассказал, что агенты Си-Ай-Ди арестовали дочь. Ты был нетерпелив, ты был готов выпалить миллионы слов, лишь бы внести ясность.

— Он надругался над ней… От горя и ненависти дочь потеряла рассудок… Я понял это из ее рассказа! 20

— У нас будет еще время расследовать подробности. Мне трудно это говорить вам, но я хотел бы откровенно посоветовать… Хотелось бы, чтобы вы поняли…

После такого предисловия полицейский чиновник объяснил тебе, что дело об изнасиловании дочери и дело о нанесении ею телесных повреждений американцу будут рассматриваться отдельно. Это ты еще мог понять. Во-первых, американца должен судить военный суд, а дочь — суд правительства островов Рюкю.

— Если сейчас ваша дочь находится в Си-Ай-Ди, то это, вероятно, сделано по жалобе американца военными властями для удобства допроса. В конце концов они передадут ее нам, — объяснили тебе в полиции.

Что ж, пусть будет так. Ты вспомнил, что административный орган, в котором ты служишь, называется «правительство Рюкю», но над ним стоит верховный комиссар США, который контролирует всю его деятельность. Дальнейшие разъяснения полицейского чиновника потрясли тебя.

Прежде всего военный суд будет вестись на английском языке. Более того, в делах об изнасиловании очень трудно представить доказательства, и надежды на выигрыш иска нет. Обычно в таких случаях суд советует отказаться от возбуждения дела.

Суд правительства Рюкю не имеет права вызывать в качестве свидетелей военнослужащих американской армии. Даже если обвиняемая будет ссылаться на право на необходимую оборону, без вызова в суд Роберта Гарриса она ничего не сможет доказать.

— Вы хотите сказать, что нам следует примириться с насилием! — выкрикнул ты в полной растерянности.

— Я хотел бы избежать подобных заявлений.

— Судебные органы Рюкю не могут вызвать преступника? А если он добровольно придет в суд?

— Что ж, если добровольно… — недоверчиво проговорил полицейский.

Лицо его говорило: «Это немыслимо!»

— Мы заставим его.

— Кто? Вы?

— Да, я. Что-нибудь сделаю И если в гражданском суде будет доказано право дочери на необходимую оборону, то можно будет рассчитывать на обвинительный приговор в военном суде, не так ли?

— Нет, военный суд совсем иное дело. К тому же, — посмотрел на тебя с сожалением чиновник, — это не было необходимой обороной. Травма была нанесена уже после того, как вашу дочь изнасиловали. Можно говорить только о смягчающих обстоятельствах.

В смятении ты не мог понять его логики. Мрачная тень на мгновение набежала на лицо собеседника. И одновременно в твоем мозгу промелькнуло воспоминание о той нервирующей тревоге, которую ты испытал десять лет назад, заблудившись в американском военном городке.

— Я добьюсь, он придет в суд!

Ты позвонил мистеру Миллеру и сказал, что хотел бы срочно с ним встретиться. Мистер Миллер сразу согласился. Он предложил прийти к нему домой после работы. Ты попросил его предупредить охранника.

— О’кэй! О’кэй! — ответил он нетерпеливо.

Миссис Миллер вместе с мужем вышла навстречу тебе. Когда ты поблагодарил ее за вечер, она ответила, что и ей было весело.

— Ваша дочь почему-то пропустила два последних занятия.

Это был хороший повод. Ты быстро приступил к делу. У Миллеров вытянулись лица. Но ты продолжал говорить. Миссис Миллер как-то незаметно исчезла. Назвав по памяти номер части Роберта Гарриса, ты сказал, что сейчас он, по-видимому, находится в госпитале, и попросил мистера Миллера пойти вместе с тобой туда.

— Это так неожиданно, — проговорил мистер Миллер. — Мне давно не приходилось сталкиваться с таким трудным делом.

— Я понимаю, как вам неприятно будет выступить против соотечественника, американца, но мне больше не на кого положиться. Не знаю, разрешили бы мне одному прийти к нему в госпиталь.

— Думаю, что да, если вы выполните все необходимые формальности.

— Вы думаете, если я пойду один, у меня будут шансы на успех?

— Все зависит от него. Не все ли равно, пойдете ли вы один или с кем-нибудь.

— Не просто с кем-нибудь, а с вами, с американцем.

— Сожалею. Это может вылиться в столкновение между американцами и японцами.

— «Может» не то слово. Это обязательно случится.

— Я думаю иначе. — Мистер Миллер бросил на тебя острый взгляд.

Ты насторожился.

— Что вы хотите этим сказать? — Ты почувствовал, как в тебе поднимается гнев. — Вы не хотите ввязываться?

— Нет, но я считаю, что вам следует поговорить с Гаррисом с глазу на глаз. Я не знаком с ним. Мне не хотелось бы повторяться, но мои усилия были всегда направлены на создание дружбы, которая была бы выше национальной принадлежности или гражданства. Мне кажется, что у нас отношения равенствами мне не хотелось бы, чтобы нынешний случай нарушил равновесие.

— Мне сейчас не до длинных рассуждений. Вы отказываетесь осудить постыдный поступок американца? — сказал ты вставая.

— У меня нет доказательств, что Роберт Гаррис действительно совершил постыдный поступок. Не в моем положении и искать их.

— Понятно. Простите за беспокойство.

— Постойте, я хочу, чтобы вы меня правильно поняли. Повторяю, я добиваюсь дружбы между Америкой и Окинавой. Мне неприятно отказывать вам в помощи, но если мы не будем больше, чем необходимо, нарушать равновесие между самими американцами, то это в свою очередь будет содействовать сохранению дружбы с окинавцами. Поняли ли вы меня?

— Хотел бы, если это возможно.

«О каком понимании он говорит?» — задавая себе этот вопрос, ты направился к выходу.

— Уже уходите? Чем кончился ваш разговор? — догнал тебя у порога голос миссис Миллер.

Двойной подбородок миссис Миллер бросился тебе в глаза. Ты вспомнил один параграф уголовного кодекса, объявленного указом