Гостиловцы засмеялись, давая Семиславе небольшую передышку. Берисвет был прав: мало какой вдове достаются два таких жениха. Но на лице Семиславы не отражалось ни капли радости.

– Выбирай, что разум подскажет! – продолжала Чернава. – Только подумай: не опозоришь ли ты мужа покойного, если на его место его же сына возьмешь?

– А чем братанич лучше? – возразил Доброслав. – Мне наследство отца, мне и жена его. Он ведь, когда сватать ехал, для меня ее и назначил.

– У тебя уже есть дети. Если родятся у Будогостевны чада от тебя – они будут у тебя младшими. А пошлют ей удельницы сына от Ярко – это будет старший сын князя вятичей.

– Не томи народ, Будогостевна! – крикнул Берисвет. – Кого выбираешь?

Семислава глубоко вздохнула и склонила голову перед Доброславом:

– Прости… сынок. Мать Чернава правду сказала. Если родятся у меня дети от тебя, это будут твои младшие дети. А меня отпускал отец за князя вятичей. Хотел, чтобы его внуки вятичами правили. И коли приходится мне выбирать… я пойду за того, у кого мой сын будет старшим.

Она повернулась к Ярко и поклонилась ему. Склонила голову, выражая покорность, но никто бы не подумал, что она рада своей участи.

Народ загомонил. Доброслав побледнел и шагнул ближе к ней.

– Ты пойдешь замуж за… отрока! – с досадой и гневом воскликнул он. – Ведь Ярко моложе тебя!

– Годами молод, да разумом стар! – заговорила родня Чернавы.

– Ты возьмешь в мужья парня, от которого сбежали уже две знатные невесты! – в негодовании продолжал Доброслав.

– Видать, не понравилось что! – захохотали теперь уже его родичи с материнской стороны.

– Плохо плясал на Купалу!

– Маловатый, видать, у него… венок оказался!

– Да ладно вам, баба не девка – сама молодца и научит… венки плести.

– Всяк своим родом силен! – крикнула Чернава. – Мой муж Рудомер был старше Святомера, а стало быть, и сын мой – старше братьев. Князь – всему роду отец, и ты, – она гневно взглянула на Доброслава, – брату еще поклонишься!

– Недоброй долей ты, мать, его наделила! – ответил Доброслав. – Одну невесту у него Огненный Змей унес. Того гляди, другую Кощей унесет. А вместе с нею – и всего рода вятичей счастье!

– Я уж свое счастье удержать сумею! – бросил ему Ярко и пошел прочь с горы.

На свою невесту он даже не глянул. Семислава стояла, как белая береза, среди расходящихся гостиловцев, обеими руками сжимая края покрывала. Сестра Боряша приобняла ее и повела домой. Семислава не плакала, но, глядя на ее лицо, всякий скорее подумал бы, что она сейчас дала согласие не на свадьбу, а собралась вслед за покойным мужем на тот свет.

* * *

Люди разошлись, но огней нигде не зажигали – сразу улеглись спать, хотя, наверное, не в одной и не в двух избах в темноте еще долго не смолкали разговоры. Доброслав вошел к себе и присел в темноте у стола. Жены не было: она провожала Семиславу, и Доброслав не звал ее с собой, надеясь потом узнать, что молодая вдова думает обо всем этом на самом деле.

Дети уже были уложены, челядины посапывали на полатях, а кое‑кто и на дощатом полу возле холодной печки‑каменки, но хозяин даже не думал спать. В первой схватке Доброслав потерпел поражение, но не собирался с ним мириться. Это еще не свадьба и даже не обручение. Не может быть, чтобы Семислава хотела выйти за Ярко, и никто из видевших ее этим вечером так бы не подумал. Когда восемь лет назад ее привезли, Ярко не было еще и двенадцати! Едва порточки надел и носился с мальчишками босиком по берегу, когда она, Семислава, стала молодухой и княгиней.

Доброслав и сейчас уже знал: младшему брату он не уступит. Ни Семиславу, ни княжий стол. Старший сын Святомера был храбр и честолюбив, но не безрассуден и знал: за оружие надо хвататься, только если все другие пути ни к чему не привели. Он не побоялся бы пойти на открытую схватку с двоюродным братом – своей родни и дружины хватит, – но понимал: за раздор в роду чуры его не похвалят и удачи не дадут. Если не сейчас, то после придется за все платить – детьми и внуками своими.

Даже и не будь Семислава так дорога ему, он все равно бился бы за вдову отца, потому что ее рука – средство мирно взойти на отцов стол. А Ярко ничем не заслужил ни того ни другого.

Если бы никакой Семиславы тут вовсе не было, если бы княгиня Святомера пожелала уйти в Закрадье вместе с ним, то Доброслав принял бы рог прямо на поминальном пиру. Старшинство возраста и своя семья дали бы ему полное преимущество перед двоюродным братом. На миг Доброслав пожалел, что Семислава не легла со Святомером на ту же краду. Тогда он уже был бы князем, и ему было бы легче вспоминать ее как мертвую, чем видеть женой Ярко. А вот если она вновь станет княгиней, но с кем‑то другим, то для Доброслава и его детей все будет кончено: от Ярко у нее родятся дети, которые и унаследуют стол вятичей. А он по‑прежнему будет видеть ее каждый день, вновь – принадлежащей другому, и уже навсегда.

Да разве Ярко ее достоин? В негодовании Доброслав ударил кулаком по столу. Мальчишка! Умный оборотень, угрянский князь Лютомер, не пожелал взять его в зятья. У Доброслава не было причин любить Лютомера, но он верил, что тому многое открыто. И если тот не пожелал родниться с Ярко, обманом увез свою сестру и не стал брать в жены Гордяну – для этого есть причины.

О чем это обмолвился толстяк Начеслав? Что Лютомер сам сватался к Семиславе?

В первый миг Доброслав был так поражен этой мыслью, что невольно поднялся на ноги, будто с высоты было лучше видно. Уж не потому ли Лютомер от Гордяны отказался: и год назад, и сейчас?

А как Семислава взволновалась, когда упомянули имя Лютомера! Только слепой не понял бы: сын Велеса значил для нее больше обоих здешних женихов. Боялась она его или… наоборот? Как и год назад, Доброслав ощущал возмущение и ревность при мысли о том, что угрянский волк тоже зарится на гостиловскую лебедь, но сейчас впервые подумал, что она… может быть, и сама не прочь. Раньше он не мог думать так дурно о жене своего отца. Но теперь, когда Семислава невестой Ярко, охотно допускал, что она глядит в другую сторону. Если окажется, что красивая вдова высокого рода предпочитает угрянского князя, чего тут удивительного? Тем более что Семислава и сама ходит в Навь…

Нет, это невозможно! Доброслав снова сел, пытаясь успокоиться. И в то же время где‑то в глубине души затеплилась некая мысль, еще неясная. Лютомер хочет получить Семиславу, а значит, не хочет, чтобы она досталась Ярко. Он, Доброслав, тоже этого не хочет… вот уже основания для некоего соглашения… В Лютомере он может найти союзника для борьбы если не за Семиславу, то за власть над вятичами. И если в обмен угрянский оборотень захочет эту женщину…

Доброслав еще не знал, сможет ли заплатить такую цену. Но мысль об этом была как искра далекого костра в темном лесу. Если уж он не может получить ее сам, пусть бы лучше она вовсе исчезла, чем стала женой Ярко. А исчезнуть Семислава может по‑разному…