сумасшедшие запрыгали вокруг матери, тормоша ее. Кошка проползла под кровать, и малыши последовали за нею.

— Тетя, это какая была?

— Черная? Эстерсита.

— Она крысу принесла!

— И хорошо. Котятам?

— Да.

— Надо потом заглянуть — выбросить остатки. Котята еще маленькие, могут не справиться.

Через полчаса кошка вылезла на свет и уселась в центре комнаты, вылизываясь. Котята выскочили следом за нею. Видно было, что, хотя они пока и боятся вылезать из «гнезда», но успели освоиться в комнате. Мои ноги — я сидела на диване — их очень заинтересовали и напугали. Они долго ходили вокруг да около, выгибая дугой спинки, топорща усы и пробуя мяукать пострашнее. Видимо, воображали себя очень свирепыми и злыми, хотя вместо урчания у них получались только шипение и хриплый писк.

Эстерсита получила свое имя в честь героини сериала «Богатые тоже плачут» — по странному совпадению, появилась она в доме в тот самый день, когда и Эстер в сериале призналась Луису Альберто, что ждет ребенка. Кошка тоже была на сносях. Они носили своих малышей, что называется, вместе. И что самое интересное, их детей постигла одинаковая участь — как помнят те, кто смотрел сериал, младенец Эстер в фильме умер, и у Эстер-кошки первый помет погиб. Как после этого не дать кошке такое имя!

Эстер была небольшой и худенькой, но невероятно красивой кошкой. Вся черная, но при том — белый носик, белая грудка, белый ошейник, белые лапки (задние чуть больше — кошка была словно в сапожках!) и белый кончик хвоста. Из трех ее котят только один мальчик походил на нее окрасом. Двое других — трехцветная девочка и серый в полоску мальчик — казались чужими котятами.

С первых дней стало ясно, что лидером в этой компании был серый в полоску котик, получивший кличку Буян. Он всегда и во всем был первым — первым подошел к блюдцу с молоком, первым набрасывался на принесенную матерью добычу, первым стал выходить из комнаты и исследовать окружающий мир. Брат и сестра лишь старались ему подражать. Со временем оба они нашли себе хозяев — рекламу им сделали охотничьи способности матери, и только Буян оставался при Эстер до шестимесячного возраста, после чего отправился странствовать по свету. Но пока еще котята были маленькими, играли, ели и спали.

Вторая кошка, Люська, появилась чуть позже, ближе к вечеру. Она притащила небольшую мышь, некоторое время поиграла с нею, а потом съела на кухне в углу, после чего прошла в гостиную и развалилась в центре комнаты с чувством выполненного долга.

Эстер была обычной гладкошерстной кошкой, так называемой европейской короткошерстной, или, что применительно к нашим городским и деревенским муркам и васькам, простой подзаборной. Но Люська могла похвастаться породистостью — она была из числа настоящих сибирских кошек, с длинной, чуть волнистой шерстью и огромным воротником вокруг шеи и на груди. Эта кошка сознавала свою привлекательность — полнотелая, крупная, с важной осанкой и ленивым взглядом Королевской Аналостанки из книги Сетон-Томпсона. Дымчато-серая, с легкими буроватыми разводами шерсть облачком колыхалась вокруг сильного ладного тела, когда Люська не спеша шествовала по коврам в доме или по траве на дворе. У нее тоже уже были котята, которые умерли, но в те дни, когда я только познакомилась с нею, Люська, не тратя времени на слезы и истерики, на которые так падки героини сериалов, уже донашивала второй помет и ходила с особой важностью и осторожностью. Ее огромное брюхо было заметно даже сквозь длинную пушистую шерсть.

Кстати, полное имя Люськи было Люсинэ Девидян. Почему именно так, я не знала, но, кажется, была такая олимпийская чемпионка. А наша Люська была слишком красивой и представительной кошкой, чтобы довольствоваться обычной кличкой. Ей скорее подошел бы какой-нибудь титул.

Была у Люськи одна черта — словно уверенная, что достойна лучшей участи, она спала исключительно на постелях, причем старалась забиться в глубину, чтобы ее не сразу нашли и не выкинули. В первый раз она явилась ко мне под утро, растянулась поперек кровати и заурчала так, что разбудила — как раз ко времени начала дойки.

С того дня так и повелось — я оказалась единственной, кто терпел ее на своем одеяле, и кошка приохотилась ходить ко мне ночевать. Чаще она являлась вскоре после того, как я ложилась — с тихим скрипом приотворялась дверь, постепенно увеличивалась полоска света, и в ней появлялся плотный силуэт. Кошка, точно привидение, проходила неслышной плавной походкой, подбиралась к кровати и, примерившись, запрыгивала, чтобы, покрутившись на месте, разлечься сбоку и замурлыкать, понемногу задремывая.

Люська так привыкла спать со мной, что забиралась в комнату, даже когда я задерживалась. Она уютно устраивалась на постели и засыпала.

Однажды я припозднилась больше обычного. Своим ключом открыла дверь, прокралась на цыпочках по дому, приоткрыла дверь, ощупью нашла кровать, разделась и, откинув одеяло, села… на что-то мягкое.

— Мя-у!

Я вскочила как ужаленная и еле нашарила выключатель. Из-под одеяла, как раз с того места, куда я только что села, медленно выползала Люська. В глазах ее светились недовольство и осуждение. «Кто тебя просил являться так поздно и будить меня?» — вопрошал ее взгляд.

— Люсенька, прости меня! — Я погладила ее, но кошка вывернулась у меня из-под руки, подошла к двери, лапой открыла ее и, обиженная, удалилась. С тех пор она у меня не спала, и вообще мы поссорились на целых две недели.

Моя двоюродная сестра Света в те дни готовилась ехать в город поступать в институт и очень жалела, что не дождется, когда окотится Люська.

— Ты следи, — наказывала она мне так, словно я была дежурной акушеркой, — оставь котенка, и непременно мальчика. Я его Мейсоном назову!

Она уехала, и вскоре, как-то в середине дня, когда в доме стояла почти полная тишина — все, кроме меня, были на работе, котята в кои-то веки успокоились, я отдыхала, — тишину нарушило какое-то странное прерывистое урчание.

Я подняла голову от книги. Дверь шкафа отворилась, и из нее осторожно выбралась Люська, какая-то пришибленная и взъерошенная. Она еле двигалась и дышала так тяжело, что мне стало страшно.

— Люська? Люська, ты чего?

Я подошла, и кошка легла у моих ног, разметав лапы. Когда я погладила ее, она коротко и натужно мявкнула и содрогнулась всем телом.

И тут только я увидела: из-под ее хвоста сочилась какая-то жидкость и уже торчал крошечный черненький хвостик. Котенок!

— Люська, — позвала я ее, — да ты что же? Рожаешь?

— Мя-а-а, — жалобно ответствовала Люська и полезла мне