Ничего не происходит.

Струйка гнева спиралью проходит по моим конечностям, оседая на костях. Я думаю, ты меня не бросишь. Только не ты. Никогда. Я отбрасываю всякое притворство нежности и изо всех сил врезаюсь всем телом в его ногу.

Элос вздрагивает, просыпается и сразу же убирает вытянутую ногу. Есть несколько мгновений сонливости и замешательства, а затем он опускает руку. Я заползаю на него и позволяю ему поднять меня к своему лицу, которое покрыто пятнами грязи и засохшей крови.

Рора?

Он не произносит это слово вслух, просто произносит слоги одними губами. Я слегка поскрипываю в ответ.

Как ты меня нашла?

У меня нет возможности ответить в такой форме, и я не могу рискнуть перейти на человеческий, поэтому я просто постукиваю его по пальцам хвостом.

Он поворачивает голову в обе стороны, проверяя, нет ли угрозы, затем приближает свое лицо еще ближе.

– Послушай, Рора, – шепчет он так тихо, что удивительно, как вообще раздается какой-либо звук. – Это плохое место. Я не знаю, что именно они задумали, но могу сказать, что это плохо кончится для заключенных. Они ослепили кэгаров, и они…

Брат колеблется, прикусывая нижнюю губу.

Холодок пробегает по всему моему позвоночнику. Глаза, способные загипнотизировать жертву, исчезли. Волшебный вид, у которого отняли его величайшее достояние.

– Послушай, – говорит он наконец. – Я знаю, что вы хотели расследовать это дальше, но, пожалуйста. Не рискуй своей жизнью, чтобы спасти меня. Иди с Уэслином. Ты должна спасти Финли.

Я кусаю его за руку.

– Финли, –  повторяет он. – У тебя уже есть то, что ему нужно. Пожалуйста. Это… важно для меня.

«А как насчет того, что важно для меня? – Хочу я спросить. – А как насчет твоей собственной жизни?» Самоотверженность убьет его. Если бы он был любым другим оборотнем, без сомнения, его заключение вызвало бы его третью и последнюю животную форму. Но это мой брат, чей инстинкт всегда состоит в том, чтобы защищать других. Его моменты величайшей нужды никогда не будут заключаться в том, чтобы спасти себя.

Я думаю о его пальцах, разглаживающих морщины на портрете Финли. О том, как сам Финли сказал мне, что «ответ – нет» на вопрос, которого я никогда не слышала, когда выражение его лица говорило о чем угодно, но только не об этом. То, что Элос может больше никогда не увидеть это лицо, что он может умереть здесь, один, так далеко от всех, кого он любит, совершенно неприемлемо.

Я кусаюсь сильнее, заставляя его чуть ли не уронить меня. Конечно, он этого не делает.

Мы смотрим друг на друга в течение нескольких ударов сердца. Могу сказать, что он пытается убедить меня, что он этого не стоит, а я пытаюсь донести до него, что это не так: мы команда, и мы не расстаемся. Мы просто не умеем по-другому. Мы всегда ходим вместе.

– Значит, у нас взаимопонимание, – шепчет он. У нас, конечно, его нет, но сейчас я ничего не могу с этим поделать. Я подаю сигнал, что разочарована его словами.

Он опускает руку, затем слегка колеблется. Знаю, что он собирается попытаться как-то попрощаться, но я этого не потерплю, поэтому выскакиваю из клетки, прежде чем он снова заговорит со мной.

Теперь нужно составить план.

Держась как можно ближе к решетке, я пробираюсь вдоль ряда зловещих клеток. С моим ограниченным зрением трудно сказать, заметил ли меня кто-нибудь из заключенных. В воздухе пахнет потом, грязью и витает ужасный запах, который я не могу точно определить. Еще более тревожной является тишина, сковывающая их всех. Никто из пленников не пытается общаться или силой открывать двери своих клеток. Как будто они уже потеряли надежду.

Интересно, как долго они здесь.

И вот так я понимаю, к чему приведет спасение Элоса, но бросить остальных в клетках тоже не могу. От этой мысли все внутри переворачивается…

Итак, по одной проблеме за раз.

Я почти в конце ряда, когда скрип металлических дверей нарушает тишину. В отчаянии я вжимаюсь всем телом в грязь, когда слышатся тяжелые шаги. Два человека, может быть, солдаты, подходят к месту, где я спрятана.

Они останавливаются, по моей оценке, в двух клетках от нас. Облегчение быстро сменяется тревогой, когда звуки борьбы достигают моих ушей. Это тюрьма для лесных странников.

Из того, что я слышу, они оказывают сопротивление. Затем раздается чирканье зажигаемой спички, и до меня доносится запах дыма. Я не вижу, что происходит, но раздается страдальческий крик, затем еще один, это не похоже на вечеринку. Теперь трое покидают клетки.

Борясь с подступающей паникой, я подлетаю к ним, держась как можно ближе к их пяткам, насколько осмеливаюсь. В воздухе витает запах более сладкого дыма; возможно, у одного из солдат в руке сигара. Мы доходим до конца прохода и поворачиваем налево, проходя мимо двух других рядов, пока не подходим к боковой части здания. Пепельная стена возвышается высоко надо мной, словно бесстрастный гигант, затеняющий мои крошечные черты. Прежде чем я успеваю остановиться, чтобы обдумать, что может быть внутри, двойные двери распахиваются.

Я не трачу время на раздумья. Солдаты затаскивают лесного странника внутрь, и я использую свой шанс, протискиваясь как раз в тот момент, когда двери за мной захлопываются. Удар такой громкий, что почти оглушает.

Длинный, широкий коридор простирается вдаль, он немного больше, чем резко освещенное пятно для моих мышиных глаз. Солдаты двигаются направо, поэтому я направляюсь прямо к противоположной стене и надеюсь, что мой коричневый мех достаточно хорошо сочетается с холодным полом. Позади меня, слева от двойных дверей, чувствуется какое-то движение.

Мои усы улавливают колебания воздуха; один из солдат открыл какой-то предмет, установленный на стене рядом с дверями. Я не вижу, что он делает, но в воздухе раздается характерный скрежет.

Ключи! Их несколько, судя по перезвону. Если повезет, это ключи от клеток.

Напрягая слух, я понимаю, что закрывается маленькая защелка, и слышу металлический скрежет по замку. Поэтому для доступа к ящику с ключами нужен еще один ключ.

Я словно обращаюсь в камень, пока солдаты проходят мимо, держа пленника между собой. Поскольку это единственная зацепка, которая у меня есть, я следую за ними, пока мы не останавливаемся перед открытой дверью – второй комнатой справа.

– Мор! – рявкает один из солдат.

Через несколько мгновений кто-то выходит из комнаты.

– Отнеси это вниз, пока я запираю.

Под этим, как я вскоре узнаю, подразумевается лесной странник. Мор присоединяется к солдату с сигарой, и они вдвоем ведут заключенного по коридору, в то время как оставшийся солдат входит в комнату. Я бросаюсь за ним, и мое сердце бешено колотится в груди.

Здесь несколько человек, некоторые развалились вокруг круглого стола, некоторые – на диване, другие расхаживают по комнате. Осиное гнездо. Вонь табачного дыма портит воздух вместе с глухими ударами дротиков, попадающих в цель. Мой нос и усы, отчаянно двигаясь, воссоздают открывшуюся передо мной картину, хотя сама я остаюсь неподвижной. Хотя я напряженно прислушиваюсь к звуку ботинок, его трудно расслышать из-за хриплых голосов. Куда делся этот солдат?