— Были бы мозги — было бы сотрясение! — философски заметил мой невозмутимый эльф, опуская на одного своего противника алтарь, телекинезом вырванный из пола, и одновременно уклоняясь от свистнувшего меча второго врага.

— Угу, — поддакнула я, следуя примеру Озерного стража.

Только решила не размениваться по мелочам, и выломала из пола центральный алтарь, швырнув его в свою вражину, заодно снеся и недобитый Лизкой остаток статуи без головы, с половиной торса и одной рукой, которая продолжала размахивать мечом!

— Уйди, настырный! — тоном капризной аристократки произнесла подруга, сориентировавшись, и добивая изрядно поврежденную статую, наседавшую на Кьена.

— Бей гада! — мы дружно навалились на последнюю целую статую, мелькали бутылочки с взрывным зельем, во все стороны летели осколки камней и искры взрывов.

— Вы не подержите? — я завершила существование бедной статуи путем опускания очередного алтаря на каменную голову.

Мы перевели дыхание, после чего Кьен демонстративно кинул оставшиеся в руках две бутылки на безголовую статую, так и не освободившуюся от моего каната, и ее разнесло взрывом, я еле успела прикрыть ребят щитом.

— Да, без головы тяжело, — задумчиво протянула Лизелокки, и мы дружно засмеялись.

Рановато, кажется!

Громовой вопль обиженного божества заполнил святилище!

— Дерзкие смертные, вы поплатитесь за разрушение храма!

— Так ты первый начал! — я нарочито удивленным тоном ответила на его вопли.

— Ага, — подтвердила Лиза, — кто тебя просил статуи трогать?

Ммм, кажется, мы его таки достали! Туманная фигура задрожала, обретая краски. Спустя миг перед нами на раскуроченном полу святилища стоял двухметровый мужик с длинными белыми волосами и светящимися белесыми глазами без радужки. Голый, с каким-то листочком на причинном месте. Мы с Лизкой непочтительно захрюкали, пытаясь сдержать истерический хохот.

— Одолжить тебе одежку, бедный? — сочувственно сказал Марко, глядя на покрасневшего от ярости бога.

В принципе, фигура у этой высшей силы вполне ничего, рельефная. Только слегка перекачана, на мой взгляд, да еще и этот листочек…маловат как-то, хоть и на глаз определяла, хе-хе!

— Марко, милый, ты такой великодушный!

— Умрите, твари! — в мощных руках божества материализовались весьма грозного вида сверкающие мечи, и он с воинственным кличем кинулся на нас.

— Ребята, к выходу! — я телекинетическим пинком ускорила удивленных этим приказом соратников, так что их вынесло из здания с ветерком.

Ну не было у меня времени объяснять, что я почувствовала воплощенное разрушение, окутывавшее бога развевающимся плащом. И не могла позволить друзьям погибнуть от его рук, а уж я сама как-нибудь выкарабкаюсь.

Небольшое, в общем-то, святилище наполнилось вспышками и сиянием творившейся в нем смертоубийственной магии, в пыль стершей остатки несчастных статуй и разрушенных алтарей. Теперь уж было не до шуточек: весь мой арсенал заклинаний разбивался о совершенную защиту противника, я едва успевала парировать удары его мечей, уклоняясь все с большим трудом, а его волшба с каждой секундой вскрывала мои щиты, грозя подобраться слишком близко.

Бог яростно нападал снова и снова, не ограниченный особо такой мелочью, как физические силы, да и выбранное им мужское тело изначально было более выигрышным, чем мое хрупкое женское. На моей коже уже появилось несколько кровоточащих ран, которые я торопливо залечивала, не отвлекаясь особо от основной битвы.

— Ты, тварь, посмела угрожать всему, что мы так долго планировали! Неужели ты подумала, что тебе удастся справиться с богом?!

Я не стала сбивать дыхание и тратить время на ответ. Конечно, смела, хмырья морда! А что мне еще оставалось? Стоять в сторонке, пока вы гробите мой мир? Все миры!

— Чурбан бесчувственный, — это я пробормотала под нос, понимая, что неистребимая способность комментировать все подряд сильнее меня.

Мой громадный резерв грозил истощиться в ближайшие минуты, а против этого лба не действовали даже драконьи заклинания, которые мы с Иллианэль нашли в Кодексе! Окружающий нас купол святилища трещал, угрожая похоронить нас под весом рушащейся крыши, о чем свидетельствовали отваливающиеся от потолка куски. Броня Хаоса была непробиваема, а его мечи оставили очередные следы на моем уставшем теле. Ну что ж, когда выхода нет, надо его сделать! Я резко отступила, опустив меч.

И в то мгновение, когда бог с торжествующей усмешкой уже заносил свои клинки, чтобы раз и навсегда уничтожить досадную помеху на своем пути, я швырнула в него тем, чему невозможно сопротивляться. Своей болью, густо замешанной на последнем усилии магической импровизации, и шквальными эмоциями, скрываемыми даже от себя самой в самом дальнем уголке подсознания.

Все, чем мы с древним божеством швыряли в друг друга до этого, было, в принципе, вполне осязаемой, осознаваемой и при желании преодолимой магией. Было бы желание жить и достаточный запас сил. Того, чем я бросила в моего врага, не было ни в одном из учебников по практической магии, я уверена! Это были уже не материалистичные заклятья магических школ, а разрушение сродни Хаосу, на него я и надеялась.

Боль от того, как твое тело ломается под сильными яростными когтями животного, рвущиеся мышцы, брызжущая кровь. Боль от огня, заставляющего кожу покрываться уродливыми волдырями. Боль от магических обрядов, проводимых над тобой, и еще от множества смертей, которые тебе довелось пережить. Теперь она хлещет наружу, впиваясь своей разрушительной мощью в защиту врага, вживляясь в нее, становясь ею, ведь суть у всех этих вещей одна — сделать так, чтобы тебя не было. Ну, физическая боль — это мелочи для пущего эффекта.

Боль от разрываемой на части души, когда ты чувствуешь, как он навсегда покидает эту вселенную, и виной этому ты.

Боль от пробуждения в серой пустоте, и эта пустота заполняет бескрайние дыры в твоей сущности, безжалостно напоминая о том, что ты сделала.

Самая страшная боль от необходимости двигаться и жить дальше без него. Без самой важной части меня, без второй половины моей души, без того, кто предназначен мне судьбой.

Древний, сильный, непобедимый бог замер на месте, сотрясаемый неведомыми доселе для него ощущениями, которые превратили идеальную броню в ловушку. А я размахнулась и снесла ему голову, потом вытерла брызнувшие из глаз слезы.

— Вот на что вы обрекли меня, бессмертные. Теперь не жалуйтесь, что вам дали сдачи! — и позорно всхлипнула, быстренько сворачивая оказавшиеся таким сильным средством чувства, пряча их обратно туда, где никто не сможет до них добраться.

— Да чтоб я еще раз этим воспользовалась! — в сердцах воскликнула я, поскольку слезы не останавливались, смешиваясь с кровью из множества порезов.

Тем временем обезглавленное тело божества, истекавшее вместо крови тьмой из разрубленной шеи, полностью погрузилось в нее и исчезло, оставив на каменных плитах яростно сияющий янтарный меч.