до вечера… – Маша откладывает увесистый анатомический справочник, вскакивает на ноги и сломя голову несется ко мне. Ей восемь, за последний год она вытянулась и здорово повзрослела. Иной раз смотрю на нее, мою точную копию, и заорать хочется: Эй, время, остановись! Пусть она подольше побудет маленькой. Со всеми этими «почему и как»… Розовыми пятками да сбитыми в кровь коленками. Секретиками, которыми Машка щедро со мною делится, забравшись на руки. Пахнущая янтарной солнечной пылью и шампунем со вкусом бабл-гам…

– Т-ш-ш! В этом и был весь смысл. – Ловлю ее на «подлете». Подкидываю вверх. Еще немного, и так уже не получится.

– А… – Машка широко распахивает глаза. – Так это сюрприз для мамы?!

Оглядываюсь на дверь.

– Угу. Она где вообще?

– Наверху. Там у нее какие-то процедуры. – Машка морщит нос, а я по привычке напрягаюсь, ведь со словом «процедуры» у меня, как и у любого врача, ассоциируются далеко не самые приятные вещи.

– Что еще за процедуры?

– Косметологические, – Маша закатывает глаза. – Думаю, она хочет быть самой красивой на празднике.

– О, это несложно. – Я медленно выдыхаю, напряжение, сковавшее мышцы, уходит. Казалось бы, за девять лет, что мы с Диной вместе, уже можно немного расслабиться. Не реагировать так остро на каждый ее чих. Перестать видеть во всем угрозу... Для нее. Для себя. Для нашей семьи. В конце концов, здоровье Дину еще ни разу серьезно не подводило. Если не принимать во внимание беременность, которая протекала достаточно тяжело, жаловаться нам абсолютно не на что. Но у меня не получается расслабиться. Да я и не ставлю перед собой такой цели. Уж лучше быть начеку. Тем более что это нисколько не умаляет моего счастья. Скорее напротив. Понимая, насколько все хрупко, я трепетно его стерегу. Наслаждаюсь каждым моментом жизни. И замечаю каждый. Ничего не проходит мимо меня. И ничто не воспринимается как должное.

– Мамочка красавица, – тяжело вздыхает Маша.

– Ты тоже, – веду пальцем по румяной щечке. Сердце заходится в остром приступе нежности, нежность впрыскивается в кровь.

– Я на нее не похожа. И у меня скобки на зубах.

– Самые красивые скобки, какие я только видел.

– Врешь ты все! – вздыхает Маша беззлобно и крепче сжимает руки на моей шее. Я усмехаюсь. С наслаждением зарываюсь носом в мягкие, как пух, волосы дочки. Как же все-таки хорошо, что мне удалось поменять билеты и прилететь раньше… Наука, конечно, дело хорошее, но все эти симпозиумы отнимают кучу времени, а я начинаю сходить с ума уже на второй день вне дома.

С улицы доносится громкий лай. В дверь скребутся.

– Фу, Рэй! Угомонись… – шикает на пса Данил.

– Да что с ним не так? Если бы не знал, что батя черт знает где, подумал бы, что он вернулся с работы.

Ухмыляюсь про себя. Батя, значит… Ну, я тоже так отца за глаза называл.

– Надо что-то делать! Иначе тебя Рэй выдаст, и сюрприза не получится! – в отчаянии шепчет Машка, задрав голову.

Что есть – то есть. Рэй меня за несколько километров чует. В доме каждому известно, если пес начинает сходить с ума, носиться туда-сюда перед дверью, лаять, значит, я уже где-то близко. Можно накрывать на стол. Поначалу пацаны, конечно, обижались, что не их пес признал хозяином, но с годами смирились. Ну а что еще оставалось делать, когда этот от меня ни на шаг? Да и сам я здорово привязался к псине…

Рэй влетает в гостиную. Сыновья за ним.

– Пап?

Два лба, считай, с меня ростом. Как же быстро все! Как чудовищно быстро. Им шестнадцать. Еще два года, и будут в том возрасте, когда я встретил их мать.

– Тш-ш-ш. Рэй, и ты тише давай, место.

– Папа маме сюрприз хотел сделать, – поясняет Машка.

– Ты как всегда, пап, – многозначительно ухмыляется Ник. – Ну, иди тогда уж ее обрадуй. А то мать три дня ходила как в воду опущенная.

– Иду, – киваю, обняв по очереди сыновей. – Нас не беспокоить. Ферштейн?

Данька с Ником переглядываются. Закатывают глаза.

– Да что уж тут непонятного?

– А долго не беспокоить? Я хотела, чтобы ты мне кое-что объяснил… – Машка кивает на брошенный на полу справочник. Из всех детей она одна проявила интерес к медицине. Ник с Данилом больше поглядывают в сторону бизнеса.

– Это смотря как быстро батя справится, – ржет старший.

– Справится с чем? – наивно уточняет Маша.

– Подрастешь, поймешь, – фыркает Ник.

– Никита! – хмурюсь я.

– Ладно-ладно. Молчу. Иди уже…

– Я через часик-два отвечу на все твои вопросы, окей? – щекочу Машку за ухом.

– Не спеши, – проявляет великодушие младшая. – Я могу спросить у деда. Вот прямо сейчас ему и позвоню.

Теперь, по прошествии лет, сложно даже представить, что в нашей жизни был момент, когда мы с родителями не общались. С тех пор столько всего было вместе пережито и сказано… Никого нет родней и ближе.

– Позвони. Он обрадуется.

Поднимаюсь наверх. В коридоре сталкиваюсь с косметологом Дины. Оказывается, все «процедуры», как их называет наша дочь, моя жена уже прошла. Остался лишь массаж.

– Массаж? – задумчиво чешу бровь. – А знаете что? Давайте-ка мы с этим справимся сами.

– В смысле, я могу быть свободна? – глаза косметолога загораются пониманием.

– Как ветер. Дина в ванной?

– Отдыхает, после обертывания.

Что ж, так даже лучше. Я тихонько приоткрываю дверь. Здесь теплее, чем в других комнатах. И парко. Дина лежит лицом вниз, накрытая толстым полотенцем. Я в предвкушении закусываю щеку и подхожу ближе. Осматриваюсь. Нахожу масло. Сдвигаю простынь. Ноль эмоций… А меня как в первый раз штырит.

Уснула? Начинаю осторожный массаж. Дыхание Дины обрывается, стоит мне только ее коснуться. Тепло, что зародилось в теле еще с полчаса назад, вспыхивает огнем и превращает кровь в раскаленную лаву. Мну окаменевшие плечи. Разминаю мышцы уверенными движениями. Дина всхлипывает, а я наклоняюсь к ней и негромко интересуюсь:

– Все нормально?

На коже Дины выступают мурашки.

– Теперь, когда ты вернулся, да, – выдыхает она, отходя от заданного мной