Он откинулся на спинку сиденья в кабинке. Он налил ещё выпивки, но пододвинул стакан к ней.

— Итак, давай поднимем тост, — сказал он, оставляя бутылку себе. Он чокнулся ей с её стаканом. — Один из нас собирается спасти мир. По-моему, это похоже на игру.

Она наклонилась вперёд и положила ладони на стол.

— Это далеко не игра, Калеб. Ты говоришь о разжигании гражданских войн. Разрушении. Сегментации и фрагментации даже среди твоего собственного вида. И это распространится на другие регионы. Как только это начнется, пути назад уже не будет.

— В этом весь смысл.

— Есть и другие способы.

— Среди десятилетий страданий? Пока кто-нибудь не решит, что это вообще никогда не было хорошей идеей? Пока какой-нибудь новый, менее либеральный совет не выйдет на передний план и не решит, что на самом деле они предпочли бы отменить новые законы и решить, что мы, в конце концов, ни на что не имеем права. Или пока они не решат вообще нас уничтожить? И с этими границами, какие у нас будут шансы?

— До этого никогда не дойдёт. Всё наладится. Просто на это нужно время.

— Ты веришь в это не больше, чем я. Ваш вид — вы, так называемый первый вид — не доверяете даже своим. Как ты вообще собираешься доверять чему-то, даже отдалённо отличающемуся от тебя? Ситуация никогда не улучшится… по крайней мере, до тех пор, пока вы остаётесь у руля.

— И всё станет намного лучше, когда вы будете? Ты не хочешь, чтобы у всех нас стало лучше… ты просто хочешь поменяться местами.

— Совершенно верно.

— Тогда ты ничем не лучше.

— Или, может быть, наши виды похожи больше, чем они хотели бы признать, и это их беспокоит. Вот почему они должны держать нас под замком, потому что вам не нравится неприятная правда о том, кем вы можете стать.

— Наши виды совсем не похожи.

— И тот факт, что ты так яростно это говоришь, только подтверждает мою точку зрения: именно так нас всегда будут воспринимать. Никаких точек соприкосновения. И нельзя делить пространство без точки соприкосновения, Лейла, или хотя бы представления о ней. Мы здесь, пока вы выжидаете, не более того. На фоне ложных обещаний это не улучшается.

— Тогда у меня нет другого выбора, кроме как остановить тебя.

Он коротко выдохнул.

— Мне нравится, как ты это говоришь, как будто действительно веришь, что это возможно.

— А я ненавижу, когда ты делаешь вид, что это не так.

— Так какие у тебя планы, как остановить меня? Заманить меня в ловушку другого круга? Вряд ли я снова попадусь на эту удочку.

— Но ты очень даже попался на это в первый раз. Всё дело в том, чего ты меньше всего ожидаешь.

Он выдавил из себя подобие улыбки и залпом допил остатки напитка. Он наклонился к полу и поднял осколок стекла. Облокотившись на стол между ними, он ловко покрутил в пальцах пяти сантиметровый осколок. Его внимание было сосредоточено на движении, стекло поблескивало в тусклом свете.

На мгновение он приковал её внимание вращательным движением до такой степени, что она не заметила, как он потянулся к её руке, лежавшей на столешнице.

Как только он схватил её за запястье, ей захотелось отшатнуться, но она не позволила себе этого. Она отказывалась показывать ему свой страх.

Она была вынуждена выставить локоть, когда он притянул её руку ближе, так что они оказались на равном расстоянии друг от друга.

Она смотрела ему в глаза, её молчание было единственным вызовом, который она могла ему бросить, в то время как он продолжал безжалостно сжимать её запястье.

— Единственная причина, по которой ты не убила Джейка, когда у тебя был шанс, заключалась в том, что ты знала, что тебе отсюда не выбраться, не так ли? — сказал он. — Ты просто хотела, чтобы я знал, что ты можешь. Точно так же, как ты хотела сказать Алише, чтобы она сбежала, так что одним запасным вариантом меньше. Ты ей всё рассказала. И ты знаешь, что это значит, что я не могу отпустить её теперь, не так ли? Вообще никогда.

— Ты всё равно не собирался её отпускать. Никогда.

Он развел её большой и указательный пальцы, обнажая нежную плоть между ними. Она сжала другую руку на коленях, отказываясь показать ему хоть каплю страха.

— Тебе очень не нравится тот факт, что я могла убить его, не так ли, Калеб? — спросила она, не в силах не поддразнить его за то, что он осмелился попытаться установить над ней такой контроль. — Что я предпочла этого не делать. Трудно оправдать то, что ты планируешь сделать со мной, когда я снова и снова доказываю, что ты неправ, не так ли? Я думаю, что там на самом деле есть совесть. Может быть, глубоко похороненная, но всё равно она там.

— И снова и снова я буду доказывать, что ты ошибаешься, Лейла.

— Так докажи мне, что я ошибаюсь сейчас.

Его зеленые глаза по-прежнему пристально смотрели на неё, пока она смотрела на него сверху вниз. Он притянул её руку чуть ближе, приложил кончик осколка стекла к её плоти и легонько, уговаривающе провёл им по коже.

— За последние пару дней твоя жизнестойкость улучшилась.

— Моя жизнестойкость всегда была присуща мне. Просто у меня больше нет причин это скрывать. Что бы я ни сделала или ни сказала, для тебя это не будет иметь никакого значения. Ты видишь только то, что хочешь видеть. Ты всегда будешь видеть только то, что хочешь видеть. Точно так же, как ты будешь делать всё, что захочешь. Пусти мне кровь, Калеб, если тебе от этого станет легче.

— Дело не в том, чтобы заставить тебя истекать кровью, Лейла. Мне просто нравится твой вкус, — сказал он, нежно проводя стеклом по её коже. — Нравится смотреть как у тебя перехватывает дыхание, — сказал он, и его глаза мрачно блеснули.

Прежде чем первая капелька крови успела упасть на стол, он поднёс её руку к своему рту, приоткрыл губы и сделал медленный и уверенный глоток, не сводя с неё глаз.

И, несмотря на то, что она боролась с этим, инстинктивно у неё перехватило дыхание. Она была загипнотизирована его зелёными глазами, которые почти поглотили её душу так же легко, как он поглотил её кровь. Тепло разлилось внизу её живота, пока она смотрела, как он беззастенчиво поглощает её, как его прохладные, мягкие