Хирдманы неуверенно переглянулись.

— Какое?

— По дороге расскажу. Пригоните моих свиней.

* * *

Мы шли вдоль леса, прячась в тенях деревьев и густого орешника. Судя по положению луны, до рассвета оставалась четверть ночи. Отсюда я видел, как хирдманы окружали Омрик, опоясывали его с суши. Слышал встревоженные крики со стороны города — нас заметили. Они знали, что мы здесь.

Цепную башню на берегу Свергло я разглядел смутно — слишком далеко, но заметил на той стороне оживлённое движение. Возможно, Кьелл решил вмешаться и помочь Йирдману справиться побыстрее.

Тропа вывела нас к кладбищу — я видел камни, что обозначали захоронения — на них были высечены письмена, которых я не понимал. Место это было зловещим, и мне отчего-то стало не по себе. Плакучие ивы склонялись над могилами и скорбно шелестели длинными ветвями, словно оплакивали мертвецов. На земле плясали причудливые тени. Покрытые тёмным мхом могильные камни местами были расколоты — то ли от времени, то ли чья-то рука надругалась над покойными. Над кладбищем возвышалась каменная церковь, больше похожая на игрушечную крепость. Каменное здание с окнами под самым потолком и надёжными дверями.

— Ждём, — шепнул я, заметив, что из окон лился слабый жёлтый свет. — Там кто-то есть.

— И они наверняка ещё не знают, что мы здесь, — едва слышно отозвался Глоди.

— Воспользуемся этим.

Хирдманы непонимающе на меня уставились. Позади хрюкнула свинья. Я велел привести одну ко мне. Фрессмер, вызвавшийся идти с нами, сам набросил на шею хряка верёвку. Заклятие подчинения, что я наложил на скот, развеялось, и теперь воину пришлось тащить упиравшегося хряка силой.

— Нужно, чтобы они открыли ворота, — сказал я, косясь на церковь. — Применим хитрость. Я постучусь, представлюсь свинопасом. Попрошу ночлега. Двое должны пойти со мной и спрятаться. Когда откроют двери и пригласят меня войти, вы должны вмешаться. Поняли?

Глоди тряхнул лохматыми волосами — половина кос в его причёске расплелась, волосы спутались и больше походили на птичье гнездо. От всех нас воняло потом, рожи вымазаны грязью и сажей.

— Ты говоришь на эглинском наречии? — Удивился Фрессмер.

— Чего там учить-то. Похож на наш. Я выучил несколько слов, чтобы сойти за своего. — Я потянулся за пазуху, вытащил амулет в виде спирали и улыбнулся. — К тому же священники любят своих последователей.

— Мы с Бьерном пойдём с тобой, — кивнул Глоди Младший. — Но зачем тебе свинья?

— Это повод. Увидите.

Я снял плащ начертателя и обвязал его вокруг плеча, чтобы прикрыть топор. Спрятал защитные амулеты и надел спираль. Наверняка выглядел я чумазым, так что по мне особо и не понять, из какого народа происходил. К тому же ночь была моим другом. Ночь скрывала тайны. Чтобы осуществить один обман, сперва мне требовалось провернуть другой.

Я потащил хряка за собой. Свин упирался, словно думал, что я веду его на казнь. Сопровождая усилия отборной эглинской бранью, я намеренно повышал голос — святоши должны были узнать, что идёт кто-то свой.

Поднявшись по трём каменным ступенькам, древним с провалами посередине — много же ног их топтало, — я громко постучал.

— Открой, святой отец! Спаси в час нужды! — Крикнул я, рубя слова и растягивая окончания на эглинский манер. — Северяне идут. Мне нужно убежище!

Я прислонил ухо к двери. Хорошая, дубовая, укреплённая железом. Наверняка с внутренней стороны она имела надёжный засов. Такую только таранить. В церкви что-то зашуршало, я отчётливо услышал шаги двух пар ног. Кто-то подошёл к двери, но не рискнул отзываться. Возможно, пытался меня разглядеть.

В этот момент свин завизжал, и я пнул его.

— Заткнись, говорю! Ты нас выдашь северянам!

Снова шорох.

— Кто ты, путник? — донёсся слабый голос.

— Хин, свинопас. Работаю летом на хуторе. Хряк сбежал из загона, меня послали его искать. Промучился с этим свиным отродьем до ночи. Уже возвращался… Глядь — башня у моста горит. Люди чужие ходят. До хутора идти страшно. Позволь укрыться.

— Не знаю я никаких Хинов.

— Зато я тебя знаю, святой отец. И знаю, что ты милостив к единоверцам. — На всякий случай я похлопал себя по груди, где болталась спираль. Вдруг здесь было какое-нибудь смотровое окошко, которого я не заметил в темноте. — Откажешь тому, кого могут убить лишь за то, что он верует в Воскресающего?

За дверью долго молчали. Я начинал терять терпение. Крики со стороны Омрика усиливались. Скегги уже повёл людей в атаку. Я должен был торопиться, пока брат отвлекал омрикцев от церкви и мысли о подземных ходах.

— Ну же, отче, — взмолился я, вкладывая в голос всё отчаяние. Впрочем, даже играть не пришлось — я и правда был взбудоражен предстоящим. — Не хочешь помогать просто так — забирай этого проклятого хряка! С хозяином договорюсь, вычтет из жалования. Жизнь дороже.

Раз уж обманывать, так до конца.

Видимо, моё предложение заинтересовало церковника гораздо больше, чем воззвание к милосердию. Я услышал едва различимый шёпот за дверью — двое спорили, но смысла понять я не смог. Слишком неразборчиво.

— Ладно, — наконец раздалось из-за двери. — Хряк жирный?

— На мою беду — самый жирный в стаде. Откармливали на убой осенью.

Затрещало, заскрежетало дерево — за дверью снимали засов. Через несколько мгновений, показавшихся мне бесконечностью, дверь тихонько отворилась. Я принял самый невинный вид — глуповато улыбался, строя из себя деревенского дурачка. Пнул хряка, чтобы тот повизгивал. Моя добыча должна услышать свою добычу.

— Хорошо, отсидишься здесь. — Из-за двери выглянул худой муж в рясе, подпоясанной куском верёвки. — Но свинью я заберу сейчас. Если сверы пошли на Омрик, долго сидеть не придётся. Северяне длинных набегов не делают — силы берегут.

— Ага, — улыбнулся я и протянул верёвку, что тянулась к шее хряка. — Вот, сразу и бери, святой отец.

Я намеренно остановил руку в том месте, чтобы церковнику пришлось распахнуть дверь пошире и шагнуть ко мне. Я покосился направо, увидел Глоди, подбиравшегося вдоль стены с топором. Слева то же самое проделывал здоровяк Бьерн. Парень был сыном Арнульфа и унаследовал отцовскую силу, но не его нрав.

Монах отворил дверь, занёс ногу, чтобы шагнуть. Бьерн вылез слишком рано. Святоша увидел его топор, мгновенно всё понял и принялся тянуть дверь на себя.

Поздно.

Я выпустил верёвку, поставил ногу между дверями и едва протиснулся. Что-то хрустнуло в рёбрах. Плевать. Монах завизжал, попытался тянуть дверь на себя. Я всё же протиснулся сквозь щель и навалился на него, сбивая с ног. За его спиной другой служитель церкви — совсем юный парень, испуганно завизжал и что-то