и отправляется на поиски, остальные — ты, Света, Амелия, Рут и Скорпион — остаются сидеть и стоять вокруг мертвеца. Как дети перед долгожданным подарком, приходит на ум дикая ассоциация. Как дети перед подарком, который пока не могут открыть, но боятся отвести взгляд.

Ты все же оглядываешься на бар, чтобы убедиться, что Тоби в порядке. Он не в порядке, и его взгляд говорит, что вы тоже должны быть не в порядке. Скорпион, уставившийся на труп, вдруг отвлекается — Амелия тормошит его за плечо. Он несколько секунд непонимающе моргает, а потом смотрит на Тобиаса и неуверенно говорит:

— Извини?..

Взгляд Тобиаса ни капельки не смягчается, только теперь обращен уже в твою сторону.

— Я не буду просить прощения за то, что оставил тебя в живых, — говоришь ты. — Это глупо. И ты вел себя как идиот.

Молчаливое переглядывание продолжается. Скорпион бормочет, что стоило просто, черт возьми, попросить прощения. Тобиас раскрывает рот, но его прерывает щелчок зажигалки — Мария, опершись на стойку бара рядом с Тоби, прикуривает сигарету и выдыхает струю дыма. Тобиас, захлопнув рот, морщится, и барменша виновато улыбается, нарочито неуклюже возится с пачкой и передает вторую сигарету охраннику, застывшему по другую сторону от Тобиаса.

— Нам положена премия за участие? — спрашивает охранник невинно.

Тобиас вздыхает, выходя из воинственного модуса.

«Хорошие ребята, — отмечаешь ты, подмигнув Марии, хоть та и не может этого увидеть за шлемом. — Отвлечение на пятерочку».

Бо появляется с циркулярной пилой и потрясает ей, как боксер только что заслуженным поясом чемпиона.

— Ради всего святого, осторожно, — говорит Скорпион, освобождая труп от второй пластины на груди. — Если ты, черт возьми, повредишь это чертово сердце сейчас...

— Расслабься, я профи, — фыркает Бо.

И, конечно, едва не проваливает всю эту варварскую операцию. Ты следишь за его движениями с помощью датчиков, настроив их на примерное расстояние от поверхности до ребра и от ребра до сердца, и Бо двигается слишком смело и слишком неуклюже. Ты с матом отбираешь у него пилу.

— Эй, не кипятись! Я знаю, что делаю! — возмущенно откликается он. — Нехрен тут психовать.

Ты не отвечаешь. Он действительно перестарался, и пила тут уже не нужна — слишком высок риск повредить мод. Так что ты просовываешь руку в надрез, цепляешься за треснутое ребро и выламываешь его в сторону, чтобы не задеть сердце.

— Та-дам-м! — Ты киваешь на обнаженный орган. — Еще немного, и ты бы его порезал.

Бо снова бубнит, что держал все под контролем. Скорпион говорит, что ты чертов фрик, раз роешься в чужих внутренностях голыми руками. Но это не имеет никакого значения — мод у тебя. И он цел. Нано сработали точно — сердце не тронуто, тогда как внутренности Красного Шеста превращены в горелое месиво из плоти и электроники.

«Потрясающе», — одними губами говоришь ты. Сам не знаешь, про сердце или про нано.

Верхняя и нижняя полые вены переходят в гибкие трубки, оборванные и запаянные умными ботами. Аорта сделана из пластика и также запаяна, в следах запекшейся крови и плазмы. Желудочки и верхушка сердца металлически поблескивают, ткани слишком гладкие, слишком твердые и слишком глянцевые для того, чтобы быть настоящими, но при определенном освещении и со стороны сошли бы за них. Чипы утопают в искусственной плоти, сцепленные между собой прозрачной силиконовой лентой.

Амелия нервно сглатывает, принимая сердце в сложенные ладони.

— Вы все, — говорит она, — должны немедленно спрятаться.

«Все», очевидно, относится не к вам, не к тебе и Кресту, а к Тобиасу, Марии и охраннику. Амелия не продолжает, не объясняет, но все ясно и так — мод у вас, и это определенно не просто замена обычному органу. И Желтый Дракон точно захочет его вернуть, как только до него дойдут новости о смерти Красного Шеста. Что случится... скоро, несомненно. Само собой. Триада всегда все узнает, верно?

И теперь, когда насущные вопросы решены, тебя гложут смутные догадки. Ты поднимаешься на ноги и, не отдавая себе отчета в действиях, ходишь туда-сюда. Крест вынес тела людей из отряда Красного Шеста, но во время перестрелки ты заметил определенные странности, и теперь вновь о них думаешь.

Они реагировали... странно? Ненормально. Не так, как реагируют обычные люди, очутившись в хаосе среди алого света, пульсирующего бита и свистящих пуль. И даже не так, как реагируют хорошо обученные солдаты в той же самой ситуации. Ты хорошо помнишь момент, когда мужик, целившийся в тебя, резко развернулся, чтобы выстрелить в Амелию.

Тот момент, когда Красный Шест понял, что она его переиграла.

Когда он понял, что умирает.

И его люди определенно стали уязвимее с его смертью. Как будто безупречная выучка разом отключилась за какие-то секунды.

Этот отряд... не то чтобы повиновался его мыслям. Скорее — был им? В какой-то степени. В этом больше смысла, чем кажется поначалу. Роевые системы, объединение нескольких разумов в сеть, считаются опасными из-за слабости отдельно взятых звеньев, но... если вспомнить, именно так действовала Бумажный Веер со своим дроном — подключалась напрямую, хотя это влекло за собой определенные риски. Действовала по аналогии? По определенной схеме, принятой в ее кругах?

Ее неуверенность в некоторых моментах, ее сомнение в собственных суждениях тоже вдруг обретают смысл — вместе с ее руками и частью ее памяти Дракон отобрал и то, что делало их, Дракона, Шеста и Веер, слаженной структурой. Часть себя?.. Или то, что превращало их в одно целое. Целое под предводительством Дракона, конечно, иначе бы Триада потерпела еще большие убытки с устранением Бумажного Веера. Но все же Дракон никогда не приходил на встречи лично, тогда как Красный Шест пришел, а значит, власть Дракона не безусловна.

Личная часть, индивидуальность подвела это трио.

Но о связи между этими частями ты по-прежнему ничего не знаешь, так что Дракон может уже знать все о вас и просто сравнять «Затмение» с землей, если решит, что легче уничтожить мод, чем отобрать.

— Нужно убираться сейчас. Прямо сейчас. Далеко отсюда.

Амелия поднимается, по-прежнему держа в руках сердце.

— Я, в общем-то, согласна, но не хочешь ли пояснить?

— Потому что... — ты осекаешься, внезапно вспомнив слова Аланы.

Ты спросил тогда, почему Триал так жаждет смерти, именно смерти Дракона.

«Потому что он — позорный подражатель. Это выводит меня из себя!»