Дайсон даже взвыл, таким простым оказалось решение! Неужели никто больше не додумался?!

– Ты что? – испугалась Лэсси. – Болит где-нибудь? Пойдем к доку Лабби, живо!

Дайсон мотнул головой, подскочил к доске… мела не было.

– Погоди, сейчас принесу, – правильно поняла его пантомиму Лэсси и выбежала за дверь.

Вернулась она через несколько минут с парой кусков мела подходящего размера, заботливо обточенных и обернутых бумагой, и отдала Дайсону.

«Мечта, а не девушка», – подумал он с превеликой благодарностью, потому что привкус мела в пасти – это на любителя. А уж его скрип на зубах! Док Лабби, правда, смеялся и говорил, что кальций полезен, но…

Дайсон примерился и начал излагать свою мысль – тезисно, потому что писать длинными фразами ему было очень неудобно. Оставалось надеяться, что Лэсси его поймет.

Глаза ее делались все круглее с каждым прочитанным словом, и наконец Лэсси подскочила с криком:

– Подожди, я должна позвонить маме!..

Дайсон выронил мел и сел. Мама-то тут при чем? Она ведь не хирургией занимается, а… Ах да, у нее же связи! Точно: Лэсси быстро дозвонилась, вытребовала родительницу, скороговоркой извинилась за то, что не дождалась их и уехала по делам, а затем попросила номер какого-то профессора. Ну а следом принялась названивать уже ему и занималась этим битых два часа, потому что светила постоянно не было на месте – то встреча, то еще какие-то таинственные дела, в которые Дайсон даже не пытался вникать.

– Дядя Одди, я буквально на минутку! – закричала Лэсси в трубку так, что Дайсон вздрогнул. Видимо, профессор был глуховат либо же связь барахлила. – Это я, Лэсси! Привет! Давно не виделись, да!

Трубка что-то проквакала в ответ и разразилась мелким старческим смехом.

– Нет, еще не вышла, дядюшка. – Лэсси скорчила рожу. – О да, в нашем управлении кавалеров хоть отбавляй, только и успеваю отбиваться от предложений руки и сердца…

Трубка гнусно загоготала и что-то присовокупила.

– Ты прав, умение драться тут просто необходимо, – согласилась Лэсси и выразительно закатила глаза. – Дядя! Я же по делу, а ты опять… Послушай, ты помнишь такого Эдара Линсена?

В трубке раздалось возмущенное верещание, да такое, что Лэсси отодвинула ее подальше от уха.

– Да, я поняла, помнишь… Что? Как – учил? Да быть не может! А почему никогда мне не говорил? Что значит – я всегда была помешана на маньяках, даже в детстве? Ну, знаешь…

Дайсон насторожил уши – кажется, намечалось что-то интересное.

– Дядя Одди, я уже поняла: этот молодой человек подавал большие надежды, но… хм… чрезмерные. Но не мог бы ты сказать, чем именно он увлекся? Он ведь так и не сознался, зачем потрошил тех несчастных? Ах, значит, не станешь обсуждать это по телефону… минуту…

Лэсси прижала что-то бормочущую трубку к груди и жалобно посмотрела на Дайсона.

– Это старый друг нашей семьи, известный хирург, – прошептала она. – Живет неподалеку, в доме инвалидов. Кстати, том же самом, в который поехал сьер Дани…

Дайсон взглядом выразил недоумение: такой человек – в подобном месте?

– Дядя Одди очень старый, он еще моего отца младенцем помнит. Уже не может сам за собой ухаживать, даже передвигается с трудом, а приходящим сиделкам не доверяет. А в доме инвалидов за его деньги обеспечивают шикарные апартаменты, круглосуточный присмотр, уход… Компания имеется, опять же. Он страшный картежник! Ну, и продолжает работать по мере сил: диктует мемуары, принимает посетителей и все в этом роде.

Дайсон скептически усмехнулся: неужели пять лет назад этот дядя Одди еще был полон сил и застал Мясника в расцвете карьеры?

– Он говорит, что учил Линсена на первом курсе, – прошипела Лэсси. – Тогда дядя хоть и передвигался в кресле-каталке, но еще неплохо видел и мог читать лекции. И, кажется, он что-то помнит, только по телефону говорить не хочет!

Трубка требовательно булькнула, и Лэсси прижала ее к уху.

– Извини, дядя, начальник зашел… Конечно, я приеду! Очень хочу услышать твой рассказ! Да, конечно, после обеда, я помню, что с утра ты занят. До встречи!

Она повесила трубку, уставилась на Дайсона и прямо сказала:

– Если кто-нибудь прослушивает разговоры управления, то дядю сегодня же могут отравить или придушить. Он очень старый, говорю же. Никто и не заподозрит убийство, если он упадет и ударится. Или просто умрет во сне.

«Опять!» – написал Дайсон на доске.

– Что – опять?! Это же не подпольный клуб, а дом инвалидов, и вообще, надо узнать, как там сьер Дани… – выкрутилась Лэсси. – Ну пожалуйста, шеф! Туда и обратно! У дяди жесткий распорядок дня, вот как раз сейчас обед, потом час на сон, а потом он принимает посетителей. Я… я замаскируюсь!

«Не как в тот раз», – попросил Дайсон.

– Конечно! Я уже придумала: возьму кое-что из вещей сье Обри, она вряд ли будет возражать. Конечно, юбка мне будет коротковата, но дядя любит, когда девушки демонстрируют ноги – он ведь застал платья в пол и до сих пор не может привыкнуть к нынешней моде… Ну, или, может, Гэйн или Дэви не откажутся немного улучшить наряд, – улыбнулась она. – Шеф, туда и обратно, на такси! Пожалуйста!

Дайсон еще немного подумал и написал: «Записку Сэлу на стол. На всякий случай. Чтобы знал, где искать».

– Но он не позволит…

«Шеф – все еще я, – напомнил он и ухмыльнулся. – И поживее, пока Сэл занят».

Таксист, на счастье, попался неразговорчивый, и даже компания из скромной девушки в блузочке с юбкой (и почему-то ботинками) и полицейским псом – а Дайсон вновь щеголял в ошейнике с именной бляхой – его не смутила. Платили бы, и ладно.

Вот в доме инвалидов их приняли неласково. Вернее, вовсе не хотели пускать, даже когда Лэсси предъявила документы, сослалась на служебную необходимость, дело, не терпящее отлагательств, и так далее. С собаками нельзя – и точка!

Пришлось ей звонить от дежурного (или как он там назывался в доме инвалидов, не привратником же?) дяде Одди, и тогда формальности немедленно уладились сами собой.

Дядя Одди – вернее, профессор Од Ольвен – оказался человеком гигантского роста и специфической наружности. Красавцем его вряд ли бы кто назвал: слишком крупные черты лица, орлиный нос, глубоко и близко посаженные глаза – сейчас скрытые за толстыми стеклами очков, они все равно горели внутренним огнем. Подбородок длинный, костистый, скулы слишком выдаются, лоб очень высокий, большие уши оттопырены, почти как у Лэсси, лысый череп бугристый, шишковатый какой-то. «Будто ум наружу выпирает», – невежливо подумал Дайсон. И при всем этом старик производил сильное впечатление. Если представить, каким он был в молодости, оставалось только позавидовать: наверняка ведь не было отбоя от девушек! Да и с Лэсси старик вел себя как прожженный сердцеед: наверняка не мог толком разглядеть ее, но комплименты отвешивал… Дайсон постарался запомнить хотя бы десяток – вдруг пригодятся, если его все-таки расколдуют?