надвигающегося дерьма и повеселиться. В планах Драко было влить в свой организм столько алкоголя, чтобы валяться в отключке ещё дня два. И не чувствовать ни-че-го.

Нотт прибыл — как обычно — с опозданием. Он помахал парням бутылкой огневиски, украденной из отцовских запасов, кривя губами фирменную улыбку.

— Скучали, детки?

Малфой закатил глаза. Забини издал смешок в полупустой бокал, и сделал глоток.

— О, Тео, дружище! — пьяно начал Блейз. — Долго ты ходил. Никак прихорашивался перед зеркалом, унимая свою шевелюру часами, м? Драко, зацени, какой Тео у нас стильный мальчик.

Кивнув головой в сторону Нотта, Забини вопросительно поднял бровь. Малфой скользнул взглядом снизу вверх по другу, останавливаясь на волосах.

— Всё ещё гнездо.

— О нет, Драко, — запаясничал Теодор, прикладывая тыльную сторону правой руки к своему лбу, притворно-громко вздыхая, — ты задеваешь мое самолюбие! Я невероятно красив, признай?

Тео подмигнул ему, усаживаясь напротив. Блейз уже протягивал бокал с янтарной жидкостью, по-прежнему давя улыбку.

— Он просто по русоволосым, Нотт. Тебе не светит.

— О, ты разбиваешь мне сердце, Малфой! Я вызываю твою русую на дуэль, буду бороться за тебя, как Гойл с Крэбом за последнюю шоколадную лягушку! — пропел Теодор, и парни прыснули, давая друг другу пятёру.

— Ну вы и придурки, — закатив глаза, хохотнул Драко. — Давайте уже пить.

Он расслаблялся. И был благодарен друзьям за то, что наконец мог спокойно выдохнуть.

* * *

В привычку стали входить переглядки за ужином в Большом зале и улыбки, брошенные украдкой, но обдающие почти физическим фонтаном искорок по телу, за которыми тут же следовал отвод глаз, стоило только боковым зрением заметить тень вопроса на лицах однокурсников, сидящих рядом.

Частые совместные мозговые штурмы, размышления о смысле бытия и посиделки до глубокой ночи в выручай-комнате. Сокурсники, такие разные, но в то же время нашедшее друг в друге то, чего им критически не доставало, хватались за каждую возможность выкроить лишнюю минутку, чтобы побыть вдвоём.

Всеобъемлющие пожары, сопровождающие каждое прикосновение друг к другу, тоже стали негласным правилом. Драко, внешне мастерски сохраняя безукоризненное равнодушие, нырял ладонью под стол, а через пару мгновений она уже покоилась на коленке когтевранки. Он ни разу не взглянул на Николь, а она ни разу не взглянула на него, но и без этого было ясно, что в глазах у них немерено довольного лукавства.

* * *

Ночь упала на Хогвартс. Прохладный ветерок колыхал деревья и дарил ощущение спокойствия. Тео и Пэнс стояли у озера, обнимаясь, Николь сидела возле дерева, а Драко приземлился рядом.

— Ты призналась, что это ты убила Малькома? — спросил Малфой, доставая сигарету.

— Да. Не видела смысла лгать, раз все уже в курсе. Просто когда мне в спину в очередной раз полетело «убийца», я не сдержалась, — пожала плечами девушка.

— Ты ненормальная, Николь, — выдыхая дым, произнёс рядом Малфой, отворачиваясь от Тео и Пэнси и бросая взор на ночное небо.

— А ты нормальный? Курить, распивать огневиски, резвиться с девушками, тем самым нарушая десятки школьных правил? — спокойно отозвалась та, покосившись на собеседника.

— Хочу заметить, что «резвлюсь» я, как ты сказала, только с тобой. Среди нас нет нормальных. Видимо, поэтому ты так хорошо и быстро вписалась в нашу среду.

— Думаешь, я вписалась? — обеспокоенно поинтересовалась Николь.

Оба медленно отвернулись от звёзд и Драко сделал ещё одну затяжку, глядя, как Тео и Пэнс хохочут о чём-то между собой.

Малфой выпустил большую струю дыма и тихо отозвался:

— Добро пожаловать в новый дом, Никки. Теперь и ты наша семья.

* * *

Девушка сидела на холодном полу в выручай-комнате в полном одиночестве. Николь уже потеряла счёт времени.

Она помнила, как в первый раз Фред подошёл к ней в Большом зале под предлогом помочь ему с одной из шалостей, помнила его весёлый и заинтересованный взгляд, помнила, как они вмести ходили в Хогсмид, как она сама от души смеялась с ним. Она помнила его звонкий, мягкий смех, его тёплую, нежную улыбку, адресованную лишь ей одной.

Потом стало больно. Больно до хруста костей, до кипения крови, до помутнения рассудка. Рейнер знала на что шла, она понимала, что так нужно. На ней уже клеймо пожирателей, каждый день может стать для неё последним. А Фред… У Фреда есть друзья и семья, так что ему будет для кого жить. Ей терять было нечего. Сейчас у неё осталась лишь надежда. Надежда на то, что Уизли всё поймёт и простит.

Хлопнула дверь, но Николь даже не обернулась. Она знала, кто это. Только один человек мог прийти сюда.

— Ты чего на полу сидишь?

Голос Малфоя тихий, способный вызвать мурашки по телу, и Драко прекрасно знал об этом.

— Здесь удобно.

Слизеринец приподнял бровь в жесте недоверия, но подошёл к девушке и опустился на пол рядом с ней. Николь подняла на него взгляд и слегка улыбнулась.

— Что у тебя нового? Несколько дней не виделись, — спросила когтевранка.

— Много дел было. Я почти закончил чинить шкаф. Скоро придётся реализовать мой план.

— У тебя всё получится.

— Знаю, — бархатный голос заставил её закусить нижнюю губу. Этот жест не остался незамеченным. — Будешь так делать, я не смогу себя сдержать, — он приблизился так, что Рейнер ощущала тепло, исходящее от него, и запах дорогого парфюма и огневиски. — Что ты за ягода такая, Рейнер? — он провёл носом по её виску, убрал в сторону путающуюся в пальцах копну волос, оголил её плечо и прочертил почти не ощущаемую линию по коже. Николь дышала тяжело, сжала его ладонь и склонила голову к другому плечу, оголяя шею.

Мантия на её плечах струилась чёрным бархатом и пахла цветами. Рейнер всегда пахла цветами.

— Не твоего поля, запретная, раз тянешься ко мне так, — бросила она слизеринцу и вытянулась, глядя на его лицо. Её искусанные губы были чуть приоткрыты, и Малфой хотел коснуться их. Остаться вечным мёртвым поцелуем, от которого никто в будущем избавиться не сможет, молчаливым проклятым спутником в тени за спиной.

— У тебя слишком острый язык.

— А у тебя ум, но я же не пытаюсь осуждать, — улыбнулась в ответ Николь и полностью повернулась к нему лицом.

Его руки соскользнули на девичью талию, цветочный аромат разъедал ноздри медленной сладкой пыткой. Раздражающая в своём спокойствии, она затуманенным влюбленностью взором очерчивала его лицо из-под длинных ресниц. Каждый миллиметр кожи чувствовал её, и Драко склонился немного ближе.

Он её терпеть не может. Он на ней помешан.

Так нельзя, но Драко шёл на поводу, нарушая собственные правила и моральные устои.

— Я