— Ну конечно! — фыркнула Мариша. — Нужно было подготавливать почву, чтобы ваш ненаглядный Шурик смог без особых помех вступить в права наследования. Кстати говоря, где настоящие письма пасынка Светланы Арнольдовны? Вы ведь их стащили! Не отпирайтесь!

— Да, я их взяла!

— Но когда же вы успели? — растерялась Аглая.

— Когда убирались в квартире Светланы Арнольдовны перед поминками? — догадалась Мариша.

Старуха гордо молчала. Но и без слов было ясно, что Мариша попала в точку.

— Где они? Где эти письма? — разозлилась Мариша.

— Я их порвала! — глядя на Маришу с вызовом, сказала старуха. — А на их место положила открытки, которые дарил мне мой муж по торжественным датам.

Был у него такой порядок. Чтобы к подарку и цветам обязательно еще была поздравительная открытка, и непременно в конверте.

— Понятно, — вздохнула Мариша. — Значит, следы пасынка для нас безвозвратно потеряны. Ну а следы Анны — сестры Светланы Арнольдовны? Их вы тоже постарались уничтожить?

Наталья Федоровна молча отвернулась от нее. Что же, и на этот раз все было ясно и без ее объяснений.

Старушка постаралась для себя и своего племянника на славу. Но, с другой стороны, бог с ним, с наследством.

Старуха всю жизнь мечтала снова занять хотя бы часть квартиры своих предков. А теперь ей это, похоже, удалось. Но ведь она дала ниточку, по которой можно было продолжать поиск убийцы Лены. А кому из дальней родни в конце концов достанется квартира Светланы Арнольдовны, было подругам теперь не так уж и важно.

Следователь Рушников налил себе последнюю за этот рабочий день кружку растворимого кофе, устроился на подоконнике и, прихлебывая горячий напиток, принялся мечтать, как он в конце концов накроет убийцу, получит поощрительную премию, а главное, признание коллег. Увы, нужно сказать, что следователю не слишком везло с признанием. Либо ему доставались какие-то неперспективные дела, где убийца был уже известен с первых же минут следствия и на первых же листах дела даже прилагалось его чистосердечное раскаяние, написанное практически возле еще не остывшего тела его жертвы. Либо доставались дела заведомо «глухие». Либо попадалось что-то такое мелкое, что и похвастаться перед коллегами особо было нечем.

А Рушников мечтал о славе. О такой славе, чтобы его имя упоминалось в газетах, про него сняли бы серию в «Истории самых громких преступлений XXI века» и чтобы он сам лично, скромно улыбаясь, давал интервью обалдевшим от такого счастья журналистам. Но пока что вместо мировой или хотя бы всероссийской славы Рушникову доставались сплошные хлопоты и головная боль. И стоило ему вспомнить про головную боль, как он поморщился и с досадой спрыгнул с нагретого подоконника.

Причиной его беспокойства были две уже хорошо знакомые ему особы женского пола, с которыми он, правда, ни разу еще не разговаривал, но на следы которых постоянно натыкался. Любовник убитой Елены, его жена, ветеринарный врач и многие другие свидетели, которые проходили у Рушникова по делу об убийстве в дельфинарии, говорили о каких-то девицах, представлявшихся подругами убитой. Рушников хотел выловить их во время похорон, но как раз в тот момент, когда Рушников собирался на траурную церемонию, поступил анонимный звонок о заминированном соседнем здании лицея. Пришлось мчаться туда. Звонок оказался ложным, но время ушло.

Рушников сделал последний глоток остававшегося на дне кружки напитка и замер. Ему показалось знакомым лицо одной из трех девушек, которые в этот момент пересекали улицу и явно направлялись в сторону отделения, где работал Рушников.

— Три девицы под окном… — пробормотал себе под нос следователь. — Где же я видел одну из них?

И тут его осенило. Ну конечно! Эту девицу он видел в дельфинарии в день убийства. Ее допрашивал один из его коллег. И еще сказал потом Рушникову, что беседовал с одной из подруг убитой, и передал следователю все, что узнал от нее. А потом Рушников пытался дозвониться до этой самой подруги, но ее все время не было дома.

— Тогда она была одна, к ветеринарше приходили уже две девушки, а в ресторане видели уже трех, — для точности вслух произнес Рушников. — Хм, похоже, их ряды растут.

Если бы Рушников знал, сколько вообще у Инны и Мариши в запасе имеется подруг, он не просто бы поморщился, он бы скривился на всю жизнь. Но, на его счастье, он пребывал в счастливом неведении, а неожиданное появление подруг лишь слегка испортило ему настроение.

— Там сейчас три девицы, может быть, по мою душу явятся, — крикнул он дежурному, сунув голову в пролет лестницы. — Так ты их пропусти.

— Вечно тебе, Рушников, на баб везет, — завистливо крикнул ему дежурный. — Сразу трое, и все к тебе одному пожаловали. Поделился бы хоть опытом! Чем ты их таким к себе привлекаешь?

Рушников в ответ только вздохнул. Если слава великого сыщика ему только грезилась, то его способность очаровывать дамский пол уже давно получила заслуженно высокую оценку среди его коллег. Но самому Рушникову от этого дамского внимания было ни жарко ни холодно. В глубине души он был романтиком. И мечтал о той единственной, которая вдруг появится в его жизни и озарит ее неземным светом. Но пока что на его шею норовили плюхнуться девушки вполне земные, на богинь с Олимпа своими телесами никак не тянущие.

Внезапно Рушников насторожился. В коридоре слышался какой-то топот и возбужденные голоса. А через секунду дверь его кабинета распахнулась, ударив стоящий за ней металлический сейф. Удар бы такой мощный, что с потолка посыпалась побелка, а бюст композитора Бетховена, неведомо каким образом очутившийся в кабинете следователя, покачнулся и вознамерился рухнуть на пол. Рушников ринулся его спасать, но по дороге столкнулся с одной из девушек. Падая, Рушников судорожно думал, кого же ему спасать в первую очередь: Бетховена, девушку или себя? Выбрал он почему-то девушку. В результате металлический Бетховен оставил своей тяжелой головой солидную вмятину в паркете, Рушников повредил колено, зато девушка приземлилась очень мягко.

— Вы кто? — пораженно прошептал Рушников, лежа на полу и разглядывая длинные ресницы лежащей на его груди девушки, которые мягко затеняли совершенно невероятный блеск ее глаз. — Вы тут откуда?

Вообще-то, он хотел спросить, не свалилась ли пришелица с неба. Но вместо этого он поинтересовался, как же ее зовут.

— Аглая, — произнесла девушка, и Рушников в один миг понял, что наконец-то свершилось и с ним, он влюбился сразу и навсегда.

Он впал в какое-то блаженное состояние ступора.

Он не замечал, что его трясут, от него требуют, чтобы он в конце концов очнулся или для начала хотя бы поднялся. Потом он почувствовал, что Аглаю от него куда-то тащат, и запротестовал. Наваждение слегка спало, и он обратил внимание на двух других девушек, дергающих его за ноги и тянущих за руки.