женщины и мужчины иногда вступали в сексуальные отношения, «в некоторых случаях очень серьезные», даже притом что те же женщины отказывали себе во всем, чтобы послать гостинцы мужу на фронт. Однако фильмы, статьи, поэзия и проза военного времени изображали женщин образцами верности, целомудрия, терпения и самопожертвования. Стихотворение «Жди меня», написанное в этом духе, завоевало любовь миллионов читателей.

Жди меня, и я вернусь.

Только очень жди,

Жди, когда наводят грусть

Желтые дожди,

Жди, когда снега метут,

Жди, когда жара,

Жди, когда других не ждут,

Позабыв вчера…

Уже в 1959 году отмеченный наградами фильм Григория Чухрая «Баллада о солдате», посвященный герою Второй мировой войны, вызвал недовольство коммунистической цензуры: в нем изображалась жена, изменившая мужу-солдату — в ту эпоху, когда женской измены еще «официально не существовало»[277]. В текстах военного времени женщины если и эротизировались, то не как соблазнительницы, а как невинные жертвы. В газетных статьях подчеркивалось, что немцы насилуют женщин на глазах у детей, издеваются над матерями, загоняя дочерей в публичные дома, втаптывая в грязь их девичью честь[278]. Поруганная женщина олицетворяла не только себя, но и невиновность поруганной матери-России. Оттеняя жестокость немецких оккупантов, творивших ужасные преступления, этот образ помогал разжечь ненависть к врагу и придать ярости в бою солдатам, чья мужественность была необходима для защиты женской чести. Эти темы раскрываются в стихотворении, написанном, как и предыдущее, Константином Симоновым, одним из известнейших писателей военного времени.

Если ты не хочешь отдать

Ту, с которой вдвоем ходил,

Ту, что долго поцеловать

Ты не смел, — так ее любил, —

Чтоб фашисты ее живьем

Взяли силой, зажав в углу,

И распяли ее втроем,

Обнаженную, на полу;

Чтоб досталось трем этим псам

В стонах, в ненависти, в крови

Все, что свято берёг ты сам

Всею силой мужской любви…

Так убей же хоть одного!

Так убей же его скорей!

Сколько раз увидишь его,

Столько раз его и убей!

Настойчивая сексуализация немецких военных преступлений, возможно, способствовала сексуальному насилию над побежденными немками в последние месяцы войны[279].

Восстановление порядка

По мере приближения победы, когда хаос раннего периода войны уступил место порядку и возобновлению политического контроля, гендерные различия вновь вступили в свои права. Так, в 1943 году совместное обучение, бывшее нормой с 1918 года, в городских средних школах было отменено, чтобы уделить должное внимание особенностям физического развития мальчиков и девочек, подготовки тех и других к роли лидеров, практической деятельности, военному делу [Schlesinger 1949]. После «имитации всенародного обсуждения», подобного тому, которое проводилось перед запретом абортов в 1936 году, 8 июля 1944 года был издан новый Семейный кодекс. Этот кодекс, имевший целью укрепление семьи, упрочил супружеские узы, сделав развод еще сложнее и дороже. Гражданин, добивающийся развода, должен был обратиться в местный народный суд, а затем разместить объявление о предстоящем разводе в местной газете. Время ожидания одного только размещения объявления могло составлять до двух лет[280]. Новый закон лишал людей, состоявших в незарегистрированных союзах, законных льгот и доступа к жилью. Было восстановлено различие между законнорожденными и незаконнорожденными детьми. Отныне ребенок незамужней матери не мог носить фамилию отца или претендовать на долю его имущества в качестве наследства. Во внутреннем паспорте ребенка вместо имени отца оставалось пустое место. Женщинам запретили предъявлять иски об установлении отцовства. В то же время кодекс был беззастенчиво пронаталистским: одинокие люди облагались налогом, как и супружеские пары, имеющие менее трех детей, за исключением тех, кто был моложе 25 лет и посещал дневные учебные заведения, а также тех, кто потерял детей во время войны. Истинный мотив был ясен — «освободить мужчин от финансовой ответственности, чтобы они производили больше детей для пополнения населения» после войны. Кроме того, закон имел целью «дать женам военнослужащих уверенность, что их место не займут фронтовые подруги»[281].

Усилился культ материнства. Даже незамужние матери, стигматизированные новыми законами в других отношениях, получили право на дополнительную финансовую поддержку со стороны государства. Летом 1944 года руководство страны учредило «медали материнства» военного образца, почти идентичные тем, что присуждались нацистами, разных степеней — в зависимости от числа детей, которых родила и воспитала женщина. Мать пятерых детей получала «медаль материнства»; мать десяти и более удостаивалась звания «Мать-героиня», присуждаемого Верховным Советом. После 1944 года, когда имена женщин, получивших эти награды, начали публиковаться в прессе, материнство стало «наиболее систематически пропагандируемой женской работой» [Kirschenbaum 2000: 845].

В послевоенное время жены и матери практически полностью заслонили женщину-воительницу. Вторая мировая война заняла ключевое место в национальной мифологии. Она стала таким же исключительным событием, как революция и Гражданская война, несравнимым с обычным временем и придающим особый статус тем, кто играл в нем главную роль. Женщины редко могли претендовать на этот статус. Они получили пропорционально меньше медалей, чем мужчины, и большинство из них награждали посмертно. Самым похвальным занятием для женщин в военное время стало рождение и воспитание солдат для Родины. Даже на страницах женских журналов женщины-бойцы отошли далеко на второй план, и даже когда их упоминали, упор делался на их материнские качества. Исчезли «матери-героини», характерные для кинематографа военных времен. Большинство женщин, состоявших на военной службе, демобилизовали сразу после войны, и в продолжении военной карьеры им было отказано. «Не зазнавайтесь на своей будущей практической работе. Не вы говорите о своих заслугах, а пусть о вас говорят — это лучше», — советовал председатель Президиума Верховного Совета СССР Михаил Калинин только что демобилизованным женщинам-солдатам в июле 1945 года[282].

У женщин были и другие причины помалкивать о своем фронтовом прошлом. Общественное мнение в Советском Союзе часто считало женщин, служивших на фронте, ППЖ. Выдающиеся достижения женщин, их награды за храбрость и героизм, проявленный под вражеским огнем, ничего не меняли. «Мужчина возвращался, так это герой. Жених! А если девчонка, то сразу косой взгляд: „Знаем, что вы там делали!“» — вспоминала одна бывшая военнослужащая [Алексиевич 1988: 171]. Такое отношение было настолько широко распространено, что многие, особенно незамужние, женщины-военнослужащие не решались появляться на людях в военной форме. Вернувшись домой с маленьким сыном и без мужа, Вера Малахова обнаружила, что на нее смотрят с подозрением и считают «шлюхой», как и других женщин, побывавших на фронте[283]. И все же некоторые женщины упорно