– Да, собственно, ничего. Так, пришли поболтать немного, – произнес блондин, которого назвали Коляном.

– Вы выбрали не самое лучшее время для беседы. Сейчас я должен ехать на встречу.

– Вот как, очень интересно. У меня создается впечатление, что ты не рад гостям.

– Парни, не знаю, кто вы такие, но советую не осложнять себе жизнь. Сейчас придут мои люди, и, если они увидят вас здесь, вы просто не выйдете отсюда живыми.

– Такой авторитетный человек и так нехорошо поступает, – покачал головой красавчик Колян.

– О чем ты?

– Нехорошо обманывать. Никто к тебе не придет. – Колян посмотрел на часы и объявил: – Четыре минуты назад к тебе должен был прийти шофер. Но, к сожалению, сделать этого он не может. Сейчас минуту он сидит в своей машине с перерезанным горлом.

Колян посмотрел на одного из своих подручных, щуплого парня с хищной улыбкой, и спросил:

– Кажется, он запачкал весь салон?

– Верно. Только через затемненные стекла всё равно ничего не видать, – хохотнул щуплый.

– А на встречу ты зря торопишься. Считай, что она состоялась. Это я на пустыре забил тебе стрелку. Понимаешь, слишком долго ждать, вот я и решил ускорить немного события. Ведь ты не возражаешь? Молчишь – значит, согласен.

Маленький, плечистый, необычайно сильный, Гном совсем не напоминал загнанного зверька. При одном взгляде на его фигуру становилось ясно, что имеешь дело с настоящим матерым хищником, который даже в последнем броске способен перекусить врагу сонную артерию.

– Ты поступаешь не по понятиям. Мы договорились с тобой встретиться на пустыре и все обсудить.

Николай Радченко сверкнул улыбкой, которая наверняка заставила бы сомлеть любую мечтательную вдовушку.

– Понятия существуют для дураков. Я живу без понятий. Мне так нравится! Хочу – убиваю, хочу – милую.

– Ты можешь меня убить, но ты приговариваешь и себя. Так не живут!

Гном опоздал всего лишь на несколько минут. В это время все дороги к пустырю уже перекрыли его «быки». Они наблюдали за каждой машиной, следовавшей в сторону лесопосадки. Все оказалось напрасным. Колян переиграл Гнома по всем статьям, и сейчас московский авторитет не мог рассчитывать даже на ничью. Жизнь – суровая вещь, это не партия в шахматы, которую можно отложить, и сейчас Гном чувствовал, что ему ставят мат, позорно загоняя в угол доски, словно к параше.

– Возможно, ты неплохой собеседник, но у меня сегодня нет никакого желания вести долгие дебаты – поморщился Колян. Он достал из кармана короткоствольный «Глок-18». Удобство этой модели заключалось в том, что на ствол навинчивался штатный глушитель. При выстреле раздается хлопок, словно откупорили бутылку шампанского, а соседи за стеной с завистью думают, что попойка набирает обороты.

Спокойными движениями Колян принялся навинчивать глушитель. Гном стоял под прицелом пяти стволов. Неожиданно он улыбнулся.

– Чему так радуешься? – удивленно спросил Колян.

Самообладание Гнома вызывало уважение.

– Интересно, какая из этих игрушек меня продырявит первой?

– Неужели ты хочешь умереть так быстро? – бесцветным голосом спросил Колян. – Ты не выглядишь больным, а твоему цвету лица могут позавидовать даже фотомодели. С таким здоровьем, как у тебя, люди живут не менее восьмидесяти пяти лет. Ты еще поживешь. Знаешь, я предлагаю тебе весьма занятную игру. Глаза Коляна блеснули каким-то дьявольским огнем. Ствол «Глока» качнулся и уставился прямо в переносицу Гнома.

– Забавно. И какую же? – хмуро поинтересовался авторитет. – Скинуть меня с шестого этажа вниз головой, чтобы вся московская общественность поверила в то, что моя тонкая натура не выдержала нервных стрессов?

Радченко ответил не сразу. Он все еще надеялся, что авторитет сломается: если уж не кинется в ноги своим палачам, так хотя бы попытается поторговаться. Однако Гном держался достойно.

– А ты веселый парень. Нет, мы с тобой поступим по-другому. Так как ты очень бережешь свое здоровье и, собираясь ко мне на встречу, не позабыл даже надеть бронежилет, я предлагаю тебе забавную игру «Пятый угол». Приходилось слышать о такой? Только вместо кулаков на этот раз будут наши пушки. Что с тобой? – участливо поинтересовался Радченко. – Ты опасаешься, что не выдержит бронежилет? Глупости! Уверяю тебя, он способен вынести и не такое испытание.

Радченко опустил пистолет на уровень груди Гнома и нажал на курок. Раздался хлопок, Гном вскрикнул и опрокинулся на спину. Он с трудом поднялся, держась обеими руками за ушибленное место и, обращаясь к Коляну, процедил сквозь зубы:

– Что ты делаешь, падла?! За все ответишь. Я тебя, суку:

Вторая пуля угодила Гному в спину. Это стрелял Угрюмый. Сила удара была впечатляющей – словно тяжеловес-молотобоец со всего размаха саданул Гнома между лопаток кувалдой. Авторитет взмахнул руками, колени его подломились, и он упал, разбив подбородок о подлокотник кресла. Однако бронежилет выдержал и это испытание.

– Господи, какой ты все-таки неловкий, – посочувствовал Колян. – А ну вставай, падаль, пока я не размозжил тебе этой штукой череп!

Колян ткнул стволом пистолета Гному в лоб. На коже осталось круглое красное пятно.

На этот раз Гном поднялся с невероятным трудом.

– Суки, ребра поломали.

– То ли еще будет, – радостно пообещал Колян.

Горыныч хохотнул, показав ряд крупных зубов.

В крепкой жилистой ладони он сжимал «вальтер». Накрученный глушитель делал оружие еще страшнее. Не скрывая садистского наслаждения, Горыныч вытянул руку и направил ствол в рот Гному. Испытание продолжалось секунд тридцать. Гном не отвел взгляда, не попросил опустить пистолет. Возможно, в эту минуту он молил Бога укротить свой гнев. Молитва достигла цели – Горыныч, скривив губы, опустил ствол до уровня живота и выстрелил. Гном отлетел метра на два и остался лежать, согнувшись, словно младенец в утробе матери, и не подавая признаков жизни.

– Убил? – с укором спросил Радченко.

– Наверно. Я ему в поддыхало пальнул, – виновато отозвался Горыныч. – Кто же знал, что он такой чувствительный. А может, он еще живой.

Горыныч пнул Гнома в живот. Стон жертвы ужасно напоминал приветствие из загробного мира. Гном разогнулся.

Горыныч хохотнул:

– А может, он бессмертный?

– Это мы сейчас проверим. Довольно мы с ним поиграли. Уделай его, Горыныч, это по твоей части, да так, чтобы вся Москва о нас заговорила. Мы не будем мешать, в своем деле ты настоящий художник.

Колян осмотрелся, поднял с пола осколок фарфора и произнес со вздохом:

– Боже, как он неосторожно падал. Ведь так можно перебить весь антиквариат. Что же тогда достанется потомкам? Все, ухожу, ужасно не люблю все эти зверства! Очень отвратительное зрелище, когда тупые мозги брызгают на такие первоклассные обои. Я ведь человек очень жалостливый и сентиментальный. Мне бы очень не хотелось, чтобы вы видели, как я роняю слезу.