И вот Джесси с Экзальтой направляются в клуб, предварительно заскочив на почту, чтобы опустить в почтовый ящик письмо Тигру. Экзальта наблюдает за внучкой с выражением снисходительности и жалости, как будто та отправляет послание Санта-Клаусу.

Злость Джесси на Пика еще не прошла. Она смотрит на бабушку.

– Ты хоть раз писала Тигру?

– Пойдем, а то опоздаем.

Но Джесси не сдается. Она устала, что ее постоянно игнорируют, не обращают внимания, дергают.

– Бабуля, ты писала Тигру? Хоть раз с того дня, как его отправили за океан?

– Нет. – Слог повисает в воздухе, неприкрыто жестокий, и Экзальта, должно быть, чувствует это, потому что добавляет: – Возможно, следовало бы.

Джесси хочется заорать: «Возможно, следовало бы? Возможно?» Но не так давно она узнала, что молчание куда сильнее, чем яростная вспышка гнева.

В клубе Джесси снова хочется украсть, стянуть что-то прямо из-под носа бабушки, но это может привести к обратному результату. Вместо этого она направляется в раздевалку, чтобы успокоиться перед уроком.

– Не мешкай, – говорит Экзальта. – Я иду искать миссис Уинтер.

Джесси захлопывает дверь в раздевалку. Она так зла, что готова разбить зеркала ракеткой, но внезапно останавливается. На диванчике сидит одна из близняшек Данскоумб и рыдает, уткнувшись в ладони.

– Эй? – негромко окликает Джесси. Она не уверена, кто это – Хелен или Хизер. На Хелен Джесси не обратила бы внимания, но Хизер ей нравится, к тому же за украденные деньги до сих пор грызет совесть.

Близняшка поднимает глаза. Это Хелен.

Джесси запинается.

– Все в порядке? – Она надеется, вопрос звучит риторически.

Хелен с трудом переводит дыхание.

– Я ненавижу своего инструктора по теннису.

Джесси едва не закатывает глаза. Похоже, Хелен Данскоумб плачет из-за дурацкого тенниса.

– Я хочу… Хочу убить его!

Внимание привлекают не слова – все хотят кого-то убить, – а хриплый тон и сжатые кулаки Хелен. Джесси хочет спросить, кто тренирует Хелен, но внезапно вспоминает, что это Гаррисон Хоув. И тут до нее доходит. Хотя Хелен ей совершенно не нравится, Джесси садится перед ней на край журнального столика.

– Гаррисон. Он… – У нее даже нет слов. Джесси прочищает горло. – Он трогал тебя, да?

На мгновение Хелен прерывает рыдания и в замешательстве смотрит на Джесси, а потом шепчет:

– Откуда ты знаешь?

– На первом уроке он терся об меня. Я убежала.

– Когда это случилось впервые, я рассказала маме. А она ответила, чтобы я прекратила драматизировать и преувеличивать. Потом он снова это сделал – провел тыльной стороной ладони по моей груди, когда поправлял подачу, и я опять рассказала маме, а она ответила, что все мужчины такие, так что лучше привыкай.

Джесси растерянно моргает. Именно по этой причине она не осмелилась признаться Кейт, да и никому вообще.

– Мы можем пойти и рассказать Олли Хейворду, – предлагает она. – Ему придется поверить двоим.

Хелен качает головой.

– Он, может, и поверит, но ничего не сделает. Даже Хизер считает, что я просто хочу поменять тренера на Тофера.

Если бы Джесси не знала о Гаррисоне, может, и сама бы так решила.

– Так ты никому не хочешь рассказывать?

Она делает нечто немыслимое раньше – подает Хелен руку. Та отвечает на пожатие и чуть улыбается.

– Ну, тебе вот сказала.

Весь урок тенниса Джесси лупит по мячу с невиданной силой. Ее форхенд – словно молния, бэкхенд поистине мощен, а подача блестяща. По крайней мере, так кажется Джесси, ведь она жутко злится. Гаррисон слишком далеко заходит с Хелен Данскоумб, а может, и с другими ученицами, даже с девочками младше.

Именно эта мысль заставляет Джесси сунуть мяч в карман и подойти к сетке. Сьюз стоит на другой стороне в полной готовности и наклонившись держит ракетку обеими руками.

– Да ладно, – говорит она. – Не останавливайся сейчас. Ты в ударе. Это самая сильная игра за все лето.

– Сьюз, я должна тебе кое-что сказать.

Джесси помнит отцовский совет: всегда сначала думай, а потом говори.

– До тебя моим инструктором был Гаррисон. – Она останавливается, чтобы перевести дух. – Во время нашего первого урока он показывал двуручный бэкхенд и потерся о меня.

– Потерся… намеренно? – Сьюз упирается руками в бедра. – Ты шутишь?

– Я убежала и попросила бабушку поменять инструктора на девушку, так и познакомилась с тобой.

– Ты рассказала ей, что делал Гаррисон? Вообще призналась хоть кому-то?

– Нет.

– Ох, Джесси, – с внезапной нежностью говорит Сьюз, – надо было рассказать мне. Ты же знаешь, что можешь прийти ко мне в любое время.

– Вот сейчас и пришла. – Лучи заливают рыжий глиняный корт. Джесси так жарко, будто она стоит на поверхности солнца. Ей нужна вода и тень. Но потом она представляет себе других девочек, им всего одиннадцать или даже десять лет, а еще тех, которым следующим летом будет двенадцать или тринадцать. И что, если Гаррисон вернется? Поэтому она продолжает:

– Он трогал и Хелен Данскоумб. Она из-за этого плакала в раздевалке. Гаррисон щупал ее грудь, когда показывал подачу. Хелен рассказала матери, а та ответила, что все мужчины такие.

– Что?! – кричит Сьюз. Она выпрямляется и бьет ладонью по ракетке. – То есть да, верно, мужчины такие. Но мы не должны с этим мириться. Слышишь, Джесси? Мы не должны с этим мириться!

– И что же теперь делать? – Джесси внезапно сожалеет, что решила довериться Сьюз, и понимает, что ей не следовало упоминать имя Хелен Данскоумб. – Ты собираешься рассказать Олли Хейворду?

Джесси представляет, как ее ведут в кабинет Олли, или даже в кабинет мистера Босли, главного управляющего «Поля и весла», или – кошмар и ужас – в совет управляющих, таких же стариков, как муж миссис Уинтер. Джесси придется рассказать постыдную правду, ее имя будет опорочено, и имя Хелен Данскоумб тоже. Не исключено, что Хелен передумает и станет все отрицать, тогда Джесси останется совсем одна. В любом случае для нее все обернется хуже, чем для Гаррисона Хоува.

– Послушай. Моя бабушка, семья… они не должны узнать об этом.

Лицо Сьюз затемнено козырьком, под слепящим солнцем блестит только белая полоска цинка на носу. Но Джесси видит: тренер глубоко задумалась.

– Я не скажу Олли, – наконец говорит она. – Ему плевать, а если и нет, он все равно не накажет Гаррисона как следует. А вот я накажу. Позабочусь, чтобы Гаррисон уволился.

Джесси выдыхает. Сьюз понимает. Сьюз – ее идеал.

– Как ты собираешься это сделать?