Паруса поставлены, машины работают. Читатель с первых страниц входит в конфликт, возникший между Джемсом Бербанком — владельцем немалого числа невольников, человеком при этом приличным и воспитанным, и Тексаром, конечно, негодяем. При этом оба они голосуют за рабство, поскольку считают, что отмени сейчас рабство — вся экономика Соединенных Штатов рухнет. По крайней мере на юге. В жарких влажных краях дешевая рабочая сила всегда чрезвычайно нужна — чудесный белый хлопок могут выращивать только черные. Кроме того, так издавна повелось, что самый распоследний белый пьяница и негодяй всегда стоит на ступеньку выше самого законопослушного и богобоязненного дядюшки Тома.

Красота американской природы только подчеркивает напряженность.

«Над лесами с пронзительным клекотом, напоминавшим звук надтреснутой трубы, на широко распростертых крыльях парили белоголовые орлы, кружили кровожадные грифы, огромные выпи — с острыми, как штык, клювами. У реки, среди камышей и зарослей бамбука мелькали пурпурные фламинго, белели ибисы, словно слетевшие с какого-нибудь древнего мрачного египетского памятника; бродили по болоту огромные пеликаны, вились мириады морских ласточек. Были здесь и ракоедки с зелеными хохолками. И кулики с пурпурным оперением в беловатых крапинках и коричневым пухом. Были жакамары, золотистые зимородки, целый мирок гагар, морских курочек, диких уток из породы свистунов, чирков, зуйков, не говоря уже о буревестниках, водорезах, морских воронах, чайках-фаэтонах, которых порыв ветра может унести до самой середины реки, где водится их любимая добыча — летучие рыбы. На лугах во множестве водились бекасы, морские и болотные кулики, султанки с пестрым оперением. Будто на летающей палитре смешались вместе все цвета — красный, синий, белый, зеленый и желтый. Там и тут куропатки, красноногие голуби с белыми головками…»

Хватит, пожалуй. Пропустим часть этой торжественной мантры.

«Таковы были представители животного царства в великолепном поместье Кэмдлес-Бей. К ним, конечно, приходится причислить и негров, закабаленных на плантации. Да и как не причислить негров к скоту, если их всегда можно купить или продать…»

Вот, собственно, и всё. Сверхзадача романа определена.

Дальше будут похищения, будут штурм поместья Кэмдлес-Бей, тайное бегство героев через подземный ход, всяческая перепутаница с братьями-близнецами, гадания о том, в каком именно стане служат сыновья тех или иных героев. Но, в общем, исход противостояния заранее понятен. Морской бой на Хэмптонском рейде только подводит черту.

«Утром 9 марта "Виргиния" собиралась уже атаковать "Миннесоту", один из двух федералистских фрегатов, как вдруг появилось какое-то новое судно, по выражению конфедератов, очень похожее на "ящик из-под сыра". Но это был не ящик из-под сыра, а броненосец "Монитор", посланный для разрушения батарей на Потомаке. Прибыв к устью реки, лейтенант Уорден услыхал пальбу на Хэмптон-Роде и сразу поспешил к месту сражения. Став чуть ли не в десяти метрах друг от друга, грозные боевые корабли вели в течение четырех часов жестокую артиллерийскую перестрелку. Наконец "Виргиния", получив пробоину ниже ватерлинии, обратилась в бегство.

"Монитор" одержал чистую победу…»

Называйся роман «Последняя невольница» (как того хотел Жюль Верн), это нисколько не изменило бы его тональности. В романе, к сожалению, отсутствует мягкая человечность «Хижины дяди Тома», в 1852 году выпущенной в свет Гарриет Бичер-Стоу (1811—1896). Как ни сентиментален ее роман, там живые люди общаются с живыми людьми, их боль и радость связаны, а природу они если и замечают, то изредка, мельком, как это и бывает в жизни. Кроткая верность дяди Тома, возможно, выглядела бы анекдотичной, если бы не подтверждалась всегдашней готовностью этого истинного невольника отдать жизнь за хозяина. Дядя Том страдает, он живет, — тогда как герои романа «Север против Юга» всего лишь решают литературную задачу.

Правда, на суде негодяй Тексар бросает в лицо благородному Джемсу Бербанку: «А чего же ты сам не отпустишь на свободу своих негров-рабов, если так держишься за идеи аболиционистов?»

Джемс Бербанк отвечает: «Отпущу!»

И тут же объявляет своих рабов свободными.

Даже управляющий Джемса Бербанка несколько смущен:

«Как? Негры — и вдруг свободные? Негры — и вдруг сами себе господа? Да что же это такое! Это попрание всех человеческих законов!»

Но управляющий оказался прав только в одном: такое решительное и скорое освобождение рабов причинило благородному Джемсу Бербанку ужасные убытки. Возникают волнения, поскольку решение Джемса Бербанка не всем по сердцу Хижины и дома его поместья разграблены и сожжены, от мастерских и лесопилен остались груды дымящихся развалин. Вместо складов, под крышами которых хранились готовые доски и бревна, вместо фабрик с новейшими хлопкоочистительными машинами, гидравлическими прессами и машинами для обработки сахарного тростника — везде только груды закопченного кирпича…

Зато невольники свободны.

Для Жюля Верна это — не пустые слова.

Когда корабль не приходит в определенный порт

ни в назначенный срок, ни позже,

директор Компании произносит: «Черт!»,

Адмиралтейство: «Боже!»

Оба неправы. Но откуда им знать о том,

что приключилось.

Ведь не допросишь чайку, ни акулу с ее набитым ртом,

не направишь овчарку по следу.

И какие вообще следы в океане? Все это сущий бред.

Еще одно торжество воды в состязании с сушей.

В океане все происходит вдруг.

Но потом еще долго волна теребит скитальцев:

доски, обломки мачты и спасательный круг;

все — без отпечатка пальцев.

И потом наступает осень, за ней — зима.

Сильно дует сирокко.

Лучшего адвоката молчаливые волны могут свести с ума красотою заката.

И становится ясно, что нечего вопрошать

ни посредством горла, ни с помощью радиозонда

синюю рябь, продолжающую улучшать

линию горизонта.

Что-то мелькает в газетах, толкующих так и сяк

факты, которых, собственно, кот наплакал.

Женщина в чем-то коричневом хватается за косяк

и оседает на пол.

Горизонт улучшается. В воздухе соль и йод.

Вдалеке на волне покачивается какой-то безымянный предмет.

И колокол глухо бьет в помещении Ллойда.