А на ферме Сима собрала во дворе всех своих работников. Речь держала перед ними.

– Так уж случилось, что мне придется ферму нашу делить. Вы мне люди родные, скрывать от вас нечего. Сын мой, Иван, в город уехал, денег требует для своей жены ненаглядной… Очень вас люблю, только всех оставить на работе не могу, потому что платить нечем. Все сказала, как есть. А кто из вас уйдет, решить не могу. Хоть убивайте меня!

Десятки глаз смотрели на Симу. Все собрались здесь: Дима, Валя, конюхи, девушки с фермы. Все смотрели на Серафиму, как солдаты на полководца.

Один из мужчин вместе с женой вышел вперед:

– Мы, Серафима Ивановна, тебя покидаем. И то только потому, что домой пора. Люди мы заезжие. Временные. Но скажу одно: хорошо с тобой было. И платила ты честно. И люди у тебя добрые собрались. А сыну твоему Бог судья!

Обняли они Симу, расцеловались на прощание. А остальные все стоят. С места и не двигаются.

– А мы не уйдем! – закричал Димка первый. – Я лично согласный, чтобы зарплату понизили. Только работать здесь буду! Все равно мы поднимемся, Серафима Ивановна. Вот увидите!

В толпе зазвучали возгласы: «Правильно!», «Точно!», «Мы тебя, Сима, не бросим!».

Слезы выступили на глазах у Симы.

– Поеду к нему в город, в ноги кинусь! Не могу, не могу с вами расставаться!

Чтобы слез ее никто не видел, убежала Серафима в дом.

* * *

Через день Сима уехала в город, нашла Ивана в кафе.

– Вот на эту дыру ты дело наше поменял? На дело, которое мы с отцом строили, пот проливая, а?

Она с ужасом оглядывала тесную кафешку с разбитой барной стойкой.

– Ты отца не трогай, поняла! Это ты, ты его до могилы довела, – закричал на нее Иван, наученный Ириной Александровной.

– Ты что говоришь, Ваня? – впервые слышала Сима от сына такой злобный крик.

– А то, что мне все известно. Известно, почему отец мучился всю жизнь. Ты жрала его поедом. Ты не дала ему быть счастливым! Любовь его порушила! За каждым шагом его следила, так же как теперь за мной! Хозяйкой хочешь быть? Это у себя, на ферме. С лошадками, но не с людьми. Нечего под себя чужую жизнь подминать! Да ты отца на себе женила, я теперь-то знаю. Все должно быть по-твоему, да? Все!

– А! Поняла я, откуда ветер дует, – вдруг дошло все до Симы. – Уж не Иронька ли Долгова нашептала тебе все это, а?

– Да, я скрывать не буду. Это сделала Ирина Александровна. Она моей Ларисе как крестная мать!

– Господи, как же я раньше-то не догадалась… – схватилась за голову Сима.

– Она и сына моего крестить будет, – совсем добил мать Иван.

– Сына?

– Да, мама, у меня вчера сын родился. Виктором назову, в честь отца.

Сима вцепилась в Ваню:

– Дам тебе денег, дам! Пусти, пусти мальчика посмотреть. Пусти на Витеньку полюбоваться.

– Да ты чего творишь, чего вцепилась. Не могу пока. Лариса не велела! – грубо оттолкнул он мать.

– Погубят тебя эти две бабы, Ваня, ой погубят! Родненький мой, что ж ты творишь! – зарыдала Сима.

– Я жить хочу так, как я хочу. А ты мне мешаешь. Дашь денег – разрешу на сына поглядеть. Ну а нет – пеняй на себя. Все равно изыщу средства, чтобы кредит погасить. А кафе своим заниматься буду, буду, буду!

– Дай на внука глянуть! – вопила она.

А сын не слушал:

– Деньги вперед. Дом вон дедов продай, стоит без дела…

– Ты что ж говоришь, дедов дом. Ты с ума свихнулся?

– Он еще крепкий, лет пятьдесят простоит. На него запросто покупателя найдешь, по-быстрому! – И он зашагал прочь от матери…

Пал Палыч зашел навестить Ирочку Долгову. Она докладывала, как на совещании:

– Все идет по плану. Старый дом Серафима продает, да только это копейки по сравнению с кредитом, который Ваня взял у вас.

– А Лариса твоя? – ухмыльнулся Пал Палыч.

– Она после родов еще капризнее стала.

– Мальчик у них или девочка? – так, для интереса спросил стареющий интриган.

– Мальчик… Мог бы моим внуком быть, – грустно сказала Ирочка.

Пал Палыч погладил бывшую подругу по щеке:

– Дурашка! Радоваться надо, что не ты в бабках ходишь. Ты молодая, красивая. А у бабушки Серафимы все неприятности впереди!

Куда Симе идти, с кем советоваться? Конечно, к мужу пошла на кладбище. Хоть и не ответит Витя, а хоть выговориться можно…

– Внук у тебя родился, Виктор. Только не видать мне внука. Вот как со мной поступил сын наш. Вот как… Всего ждала, Вить, только не этого. Ножом в спину ударил он меня, Витя…

И еще одно со мной неладное. Вот и не знаю, как сказать тебе… Восемь годов, как схоронила тебя, Витя. А тут возьми да возникни в моей жизни человек один – нежданно-негаданно. Хороший человек, Вить, хоть и на нас непохожий. Я вот и думаю о нем. Стыдно. Перед тобой стыдно. Перед Валентиной. Даже перед седыми моими волосами, которые мне в парикмахерской девки краской какой-то закрасили… Стыдно, а не думать о нем не могу! Что делать-то, Вить?

Сима долго сидела в этот день у Витиного памятника. Все представляла, что бы он ей ответил. Все взвешивала: не предает ли она память о нем тем, что гуляла по Москве с Андреем? А теперь так ждет от него звонка!

Сима выключила мобильный телефон. Ей казалось, что так легче будет переносить это ожидание…

Вечером ей позвонила Полина.

– Ты, Полина Сергеевна, передай Виталию, что все наши договора в силе, – деловым тоном сообщила Сима. – Чего хмурая? Да дом продаю родительский. Так вышло. Ничего, Полина Сергеевна, выживу. Я живучая, как кошка… Андрей? Может, и звонил, только мне сейчас совсем не до его звонков…

Врала она. И хотелось, чтобы позвонил Андрей. И боязно… Да и до него ли сейчас?

Сима прощалась с родительским домом, вынесла портреты отца и матери, вышла, поклонилась. Соседки-сплетницы наблюдали за этим, сидя на лавочке.

– Не дело это – родительский-то дом продавать, – осуждала Симу первая. – Она и родилась тут. И замуж тут выходила. И Ваньку тут на свет произвела. И Витю отсюда выносили, царствие ему небесное… Не дело!

– Чего ты, Зоя, всю Родину вон в девяностых годах пораспродали. А может, ей для ейного бизнесу так надо? – вступилась за Симу вторая.

– А я бы для бизнесу свою хату не продала. Родилась здесь и помру тут!

– Ты Симку строго не суди. У ней сын – кровосос, денег требует.

– Да иди ты? А ему зачем? Он же в городе? – удивилась подруга.

– А на городскую жизнь много денег требуется. Вон они все деньги и поулетали в города. Такой вот, как говорится, процесс!