После удивленного молчания один из ага ответил, что те, кто несет ответственность, не были собственными рабами султана, но чужаками, завербованными в войска для гарнизонной службы по приказу Ахмеда. Их имена были названы, и они были немедленно казнены. Их начальники, получив приказ убрать тела, были сурово предупреждены: «В следующий раз, если вы переступите границы покорности, я всех вас казню, без различия».

Но Ахмед, взрослея, отступился от своих первоначальных обещаний. Председательствуя на заседании дивана в мае 1606 года, в связи с грядущей кампанией против Персии, для которой армия уже была сосредоточена в Скутари, султан предложил ее отложить. Последовало удивленное молчание. Тогда великий муфтий возразил, преведя аргумент, что бунчуковые знамена империи уже установлены на азиатском берегу, чтобы их мог видеть весь мир. Теперь невозможно разрушить лагерь и уйти без позора. Тогда султан предложил ограниченную кампанию, проводимую частью армии под руководством Ферхад-паши. Муфтий поинтересовался, не мог бы султан, если, как он заявляет, государственная казна пуста, выделить средства, необходимые для этой цели, как это сделал султан Сулейман из собственных денег для своей последней кампании. На это Ахмед просто ответил, что времена изменились и то, что тогда было необходимо, сегодня больше не подходит. Диван был распущен. Так Ферхад-паша, известный как Ферхад Безрассудный, направился с войсками в Азию, не имея необходимых средств на жалованье или закупку припасов. Его поход был вскоре прерван мятежом среди янычар, побежденных первыми же бандами мятежников, попавшихся им на пути.

В остальном Ахмед в ходе своего правления мало что сделал по собственной инициативе. Капризному и ограниченному в суждениях султану не хватало способности подбирать хороших советников, и он непрерывно менял великих визирей, в значительной степени по требованию гарема. Его обитатели, преследуя свои корыстные интересы, оказывали на султана все большее влияние, особенно глава черных евнухов, который содержал свой собственный двор, не менее пышный, чем двор его господина. Как заметил один итальянец — современник событий, «никто доподлинно не знает, кто является сувереном». Гарем, более того, теперь распространил свое коррумпированное влияние повсеместно, с появившимся обычаем заключения браков между женщинами из семьи султана и его чиновниками и фаворитами. Под прикрытием этих родственных связей при дворе они могли свободно заниматься вымогательствами и злоупотреблениями, опустошавшими земли и деморализовавшими государственные службы империи.

Ахмед I скончался в 1617 году в возрасте двадцати семи лет. Последнему из четырнадцати поколений османских султанов, в которых империя передавалась от отца к сыну, наследовал его слабоумный брат Мустафа I, которого в ошеломлении доставили из темницы в Серале. Там он провел четырнадцать лет, почитаемый многими (согласно английскому посланнику, сэру Томасу Роу) как святой человек, поскольку ему бывали «видения и ангельские явления, попросту говоря, он пребывал между состоянием сумасшедшего и дурака». Одним из развлечений в жизни Мустафы в заточении было бросать рыбам в Босфор вместо хлебных крошек золотые монеты. Но диван положил конец этой практике по настоянию главы черных евнухов, который предположил, что было бы лучше сберечь золото для полагающихся пожертвований янычарам, когда он взойдет на трон.

Ахмед, желая сохранить прямое наследование престола, когда у него появились собственные сыновья (так информирует нас Рихард Кноллес), дважды замышлял убийство Мустафы. В первый раз его остановили накануне ночью «привидения и страшные сны». Второй раз, взбешенный видом брата, прогуливавшегося с охраной в саду Сераля, он взял лук и стрелу и приготовился выстрелить. Но, ощутив внезапно сильнейшую боль в руке и плече, султан воздержался от выстрела, заключив, что Пророк не хочет смерти Мустафы. Таким образом, доведенный до полной невменяемости длительным заключением, Мустафа взошел теперь на трон. Сразу же стало ясно, что править он не сможет. Вскоре он был смещен и отправлен обратно, в свое привычное уединение, а султаном стал его племянник, четырнадцатилетний сын Ахмеда Осман.

Свержение Мустафы было ускорено янычарами, которые теперь фактически господствовали в столице и с появлением нового суверена выиграли от двух существенных денежных выплат в течение всего лишь трех месяцев. Подросток Осман грезил о воинской славе в подражание своему великому предку Сулейману Законодателю. Он отличался умением обращаться с оружием и был известен тем, что демонстрировал свое мастерство владения луком, ставя перед собой в качестве живых мишеней военнопленных или даже собственных пажей. Хотя на обоих внешних фронтах воцарился относительный мир, Осман, вопреки совету своих министров, настаивал на развязывании войны против Польши. Предлог для этого мог быть найден в периодически возобновляющихся пограничных конфликтах из-за хищений рабов и скота между вассалами султана крымскими татарами и казаками Украины, которые считались подданными Польши.

Вдохновленный предыдущей победой османов, султан собрал в 1621 году могучую армию, самую крупную со времен Сулеймана. Облачившись в доспехи, которые принадлежали его предку, Осман повел свою армию через Адрианополь и Дунай к берегам Днестра. Это был трудный поход, осложненный ранним наступлением зимы, мятежным духом наемников и многими другими препятствиями. За наведением моста через реку последовали безрезультатные атаки на укрепленный опорный пункт Хотин, который был хорошо подготовлен к обороне. Войска султана были недовольны и (как выражается Кноллес) «скорее умерли бы, убегая, занимаясь грабежами или же кушая, чем встретив врага лицом к лицу», тогда как сам султан, хотя и был готов подвергнуть собственную персону риску боя, не смог, в отличие от своих предшественников, заставить солдат сражаться. Вследствие этого Осман был вынужден отступить с большими потерями и обратиться к полякам с предложением мира. После этого султан вернулся в Стамбул и заявил о победе. Но — такое сообщение было отправлено в Лондон — «Великий господин вошел в город 1 января, одетый как простой солдат, без большого обоза и с меньшей помпой. Его потери в этой войне были исключительно большими, особенно в лошадях».

Юный Осман настроил против себя янычар не только неудачей в сражении, за которую, по сути, именно они были ответственны, но и характерной для него ошибкой — проявлением алчности, в чем янычары поспешили тут же обвинить султана. То ли из-за жадности Османа, то ли из-за хронической пустоты имперской казны выплаты жалованья и размеры дополнительных доходов упали ниже ожидавшегося янычарами уровня. Они жаловались, например, что вознаграждение за голову врага, отсеченную в бою, составляло теперь не более одного дуката — и ради этого человек будет рисковать своей собственной головой?

Янычары также возмущались, как и многие другие подданные султана, его привычкой бродить по улицам города, нередко ночью, переодевшись, вместе с несколькими чиновниками из дворца, «заглядывая в дома и таверны подобно младшему офицеру», чтобы обнаружить случаи нарушения его законов против потребления вина и табака, подвергая арестам и наказаниям нарушителей. Говорят, в ходе таких рейдов его главный садовник швырял в Босфор янычар и сипахов, застигнутых в винных лавках, и отправлял пьяных солдат рабами на галеры.