Янычары действительно стали представлять для империи серьезную угрозу. Будучи на протяжении веков самой могущественной османской силой в их имперских завоеваниях, они в своей алчности и недисциплинированности за границей постепенно утрачивали боевые качества и превращались в подрывную силу внутри страны. На полях сражений среди современных иностранных армий они приобретали репутацию бездарных и даже тупоумных людей с оружием в руках. Янычары, по наблюдениям их противников, были по-прежнему быстроногими и зоркими, но только для того, чтобы точно уловить момент, когда сипахи начинают колебаться, и бежать как можно быстрее. В столице, поскольку один неадекватный султан сменял другого по воле коррумпированного Сераля, янычары превратились в доминирующую силу и центр крамолы.

Восемнадцатилетний султан Осман, крайне уязвленный клеймом превращения «в подданного своих собственных рабов» и подталкиваемый советниками, сторонниками реформ, придумал изощренную схему противостояния такой угрозе своему суверенитету. Ее движущей силой был доставленный с азиатских границ империи «человек великого ума» по имени Дилавер-паша Храбрый. Будучи губернатором большой провинции Диярбакыр, он пользовался широким уважением в этих воинственных регионах благодаря своему авторитету. Поэтому было решено, что Дилавер-паша наберет в сотрудничестве с провинциальными губернаторами из числа самых стойких жителей большую азиатскую армию, чтобы служить султану в качестве новой милиции. Призванная действовать как противовес придворным войскам Стамбула, эта армия должна была состоять из примерно сорока тысяч человек, включая большой отряд курдов и представителей других воинственных племен наряду с отличавшимися дисциплинированностью наемными подразделениями из Египта и Сирии.

Когда армия будет собрана, султан отправится в Азию и оттуда приведет ее обратно в столицу, где целью Османа было подавление янычар и сипахов.

Как прикрытие этой операции весной 1622 года было объявлено, что султан намерен отправиться со своей личной свитой на паломничество в Мекку. На самом деле Осман собирался проследовать в Дамаск — в Сирии, где альтернативным предлогом было подавление восстания друзов. Но, к несчастью, Осману по молодости и неопытности не хватило осмотрительности, требующейся в столь амбициозном предприятии, успех которой зависел от строгой секретности. Тем более что его министры разделились во взглядах на этот план. Великий муфтий открыто противился затее и пытался предотвратить отъезд султана «в Мекку». Более того, янычары и сипахи довольно скоро заподозрили неладное, когда были отданы приказы о переброске шатров султана и его свиты в Азию. Осман даже готовился увезти все свои драгоценности и казну и вообще «все, что могло быть превращено в драгоценные металлы».

В ответ на это янычары исполнились решимости восстать. Они собрались на ипподроме. Оттуда «мнением большинства» воины направили султану требование сдать оскорбивших их министров. Получив отказ, они ворвались во дворцы великого визиря и еще одного министра и разграбили их. Султан уступил им, пообещав отказаться от своей поездки в Азию. Но теперь разъяренные янычары ворвались в Сераль, который, в нарушение всех мер предосторожности со стороны Османа, желавшего иметь внутри дворца преданный только ему вооруженный отряд, в основном оборонялся его садовниками. Здесь, по мере того как нарастала их ненависть, янычары явили беспрецедентное намерение напасть на священную особу самого султана.

Когда мятежники собрались во дворе дворца, раздался возглас: «Мы хотим султаном Мустафу!» Остальные немедленно повторили призыв и разбежались по помещениям дворца в поисках Мустафы. Задержанные воротами гарема, солдаты сорвали часть крыши и, спустившись вниз по шнурам занавесей, нашли слабоумного Мустафу в темнице, где он провел последние три дня без еды и питья, в компании двух черных рабов. Принеся ему воды, мятежники схватили его, пораженного страхом за свою судьбу, и унесли, чтобы еще раз провозгласить султаном. Вскоре после этого великий визирь и глава черных евнухов появились из дверей гарема, чтобы попытаться остановить мятежников, и были разорваны на куски. Мать Мустафы, султанша Валиде, взяла сына под свою опеку, стремясь успокоить словами поддержки: «Иди, мой лев», а затем принялась за формирование нового правительства от его имени.

Тем временем войска продолжали поиск Османа, который бежал из своих апартаментов во дворце. Он был найден в тайнике — жалкая фигура, одетая в нижнее белье и тюбетейку, — сипахом, который презрительно снял свой собственный тюрбан и водрузил его на голову султана, а затем заставил его проехать на старой кляче сквозь толпу, выкрикивающую оскорбления и насмешки, к казармам янычар. По пути туда они наткнулись на труп бывшего великого визиря и фаворита Хусейна, которого обезглавили восставшие. При виде тела, лежащего посреди дороги, Осман горестно сказал: «Он невиновен. Если бы я последовал его совету, это несчастье никогда бы не обрушилось на меня». В казармах, едва не плача, султан обратился к своим пленителям с вопросом: «Что вы предполагаете сделать со мной? Вы превратите в руины империю и свою собственную жизнь — вы, янычары». Затем, сняв тюрбан, Осман жалобно обратился к лидерам восставших, умоляя: «Простите меня, если я, сам того не ведая, обидел вас. Вчера я был падишахом. Сегодня я раздет донага. Взгляните на мой пример. Вы тоже можете столкнуться с превратностями судьбы в этом мире». В присутствии нового великого визиря и султанши Валиде он умолял, убедившись, что ему предстоит умереть от удушения шнурком, дать возможность обратиться к его «слугам», войскам, находящимся снаружи.

Окно было открыто, и несчастный юноша произнес последнюю речь. «Мои аги сипахов и вы, старейшины янычар, кто годится мне в отцы, с юношеской опрометчивостью я послушался плохого совета. Почему вы так унижаете меня? Вы больше не хотите меня?»

Ответом на это был единодушный выкрик: «Мы не хотим ни твоего правления, ни твоей крови». После этого Османа препроводили сквозь большую толпу народа в ужасную тюрьму Семи башен. Позже, уснув от переутомления, он был грубо разбужен в камере Дауд-пашой с тремя помощниками, которые сразу же навалились на Османа. Будучи молодым и сильным, он отчаянно боролся. Но в конце концов (как пишет сэр Томас Роу) «сильный негодяй нанес ему удар по голове боевым топором, остальные навалились на него и удушили без особых хлопот». Затем у Османа отрезали одно ухо и отправили неумолимой султанше Валиде, которая дала разрешение на казнь. Похороны султана состоялись вечером того же дня. Хотя братоубийство было обычным делом, это был первый случай убийства коронованной особы, запятнавший анналы Османской империи. Его жертва, по словам Роу, — «первый император, на которого когда-либо наложили руки; полагаю, это был фатальный признак османского упадка».

После убийства Османа янычар и сипахов поразило раскаяние. «Теперь они оплакивали своего мертвого суверена столь же искренне, сколь раньше безрассудно ругали». Поддавшись общей истерии толпы и почти не встретив сопротивления, солдаты слепо рвались вперед, выйдя далеко за пределы своих первоначальных намерений и действуя вопреки конечным целям. В итоге они оказались под властью султана-идиота, пребывавшего в состоянии абсолютного помешательства. По мере того как Мустафа стал понимать, что именно произошло, он выразил сожаление в связи со смертью Османа, отдал приказ, чтобы его убийцы были наказаны. Но позже в своем слабоумии он забыл, что Осман мертв, и долго метался по Сералю, разыскивая его, стучась в двери и моля своего племянника освободить его от бремени власти. Абсолютно неспособный править, султан Мустафа тем не менее оставался на троне на протяжении пятнадцати месяцев.