Каждый из присутствующих поспешил рассказать о преступлениях Святого престола против него или его стороны, дабы вира, выплачиваемая его стороне, оказалась как можно больше. Может и врали. Но какая разница?

Папа сидел опустошенный, слушая все это.

А, наверное, уже и не слушая. Зачем? Все равно Святой престол обдерут до исподнего. О чем прям Иоанн сказал, установив ограничение виры. Хотя какой виры? Под этим благовидным предлогом король Руси санкционировал полное разграбление имущества центрального аппарата церкви. Не трогая Рим и его горожан. Что тут же нашло свое отражение. И римские аристократы — самые влиятельные — тоже включились в эту игру, дабы и себе кусок малый урвать.

Иоанн же сел и смотрел на Папу. В его взгляде не было ни злобы, ни торжества. Ничего. Просто жалость. Он ведь забирал у них землю, с которой они кормились, и накопления. Все. Вообще все. И низводил их церковную организацию до уровня, в котором они прозябали при старой Империи и, пожалуй, века до восьмого-десятого… Когда они были вынуждены заниматься тем, для чего и создавались, не вкусив еще светской власти… и светского могущества…

Присутствующие на этом судилище кардиналы были также раздавлены и бледны. Их самих и их семьи ждало ничтожно малое наказание по сравнению с тем, что могло бы быть, если бы Иоанн решился бы «выжигать каленым железом» руководство церковной организации. Тут ведь не требовалось иметь семь пядей во лбу, чтобы понять — если бы начали резать, то не только бы убили, но и забрали бы много больше.

Впрочем, кардиналов такое милосердие не вгоняло в иллюзии. Они понимали, что люди, вложившиеся в них и в церковь, с них спросят за столь катастрофический провал. И строго спросят. И что им бы было неплохо вообще куда-то из Италии… хм… отчалить. И побыстрее. С семьями. И тем имуществом, которое получится прихватить…

Наконец гвалт затих.

Секретари, что стенографировали этот суд, выдохнули.

Наступила непривычная тишина. Давящая такая. Неприятная. Явно что-то намечалось, и Иоанн это почувствовал. Припомнив сразу Цезаря. Он, правда, благоразумно прибыл сюда в латах. Разве что шлем снял. А то еще начнут ножиками пырять. Но все равно… все равно… Поэтому невольно он положил руку на эфес тяжелой боевой рапиры, чем вызвал едва заметную улыбку Антуана.

—Я голосую за признание Иоанна наследником Фридриха,— вдруг излишне громко в этой тишине произнес глава швейцарцев. Общий, а не только швейцарцев Папы, контракт которых уже закрыли. Принудительно. Это было условием начала переговоров. общий.

—Я тоже…

—Я тоже…

Начало раздаваться со всех сторон.

Пока все присутствующие высшие аристократы Священной Римской Империи не высказались.

Небольшая пауза. И подал голос король Польши.

—Я тоже, если моя держава будет включена в Империю.

—И я,— поддакнул ему Александр Литовский.

Оставаться между Русью и Империей в которых правит один человек им хотелось меньше всего. Ибо это означало конец их держав. Причем быстрый.

—Святой престол тоже поддерживает Иоанна как наследника Фридриха Габсбурга.— произнес Папа, вставая из-за стола с едкой улыбочкой, которую не смог сдержать. Он был прекрасно осведомлен о разговорах в стане союзников короля Руси отчетливо понимал, что те задумали.

—Вы уверены?— сохраняя полное самообладание спросил Иоанн.— Вам сообщили условия, которые я выдвинул?

—Да.

—Да…— стало доносится со всех сторон.

—А остальные сословия?

—Они согласились уже в Вене.— произнес Фридрих.

—И вас не смущает, что я не Габсбург? И моя наследник не Габсбург?

—Твой старший сын мертв,— произнес Иннокентий.

—Что?!— выкрикнул король Руси внезапно собравшись, словно хищник готовый броситься на Папу.

—Разбился, перепрыгивая дерево на коне. Случайность.— отшатнувшись на несколько шагов ответил Иннокентий.— Так что твой наследник рожден Евой, а она по маме Габсбург.

—Крепись,— тихим и участливым тоном сказал Фридрих, положив руку на плечо Иоанна. Тот сначала хотел ее скинуть, но сдержался. Сделал несколько вдохов, приводя в порядок свои эмоций и угрюмо спросил Папу:

—Когда?

—Весной. В начале мая.

—И я до сих пор не знаю об этом?

—Ева написала мне,— произнес Патриарх Константинопольский.— Спрашивала совета, как поступить. Она опасалась, что эта новость выведет тебя из равновесия и сорвет поход. Попросила меня решить — говорить тебе или нет. Я согласился с ее переживаниями. Ты был уверен в себе и своем деле. И такой удар…

—Ясно…— глухо ответил король Руси.

—Крепись,— вновь повторил Фридрих.— Возможно это и к лучшему. Ты ведь сам говорил, что твой старший сын отбился от рук и сходит с ума в своем увлечении войной.

—Всевышний любит нас… нас всех, а не кого-то конкретно. И готов пожертвовать любым, ради благополучия остальных. Если уж вмешивается.— заметил Патриарх, процитировав слова, произнесенные самим Иоанном.

—Да. Все верно. Но от этого не легче.— ответил король. И медленно побрел с этого судилища…

Войска Иоанна входили в Рим.

Красиво.

Эффектно.

Простояв около месяца под стенами города и приводя себя в порядок, пока подготавливалось это шествие.

Триумф.

Классический древнеримский триумф, проводимый с максимальным соблюдением древних традиций. Насколько оно было возможно для христиан. Это было последнее требование Иоанна перед тем, как согласиться на предложение Фридриха. И Святой престол в нем отказать не мог, даже если и страстно желал. Не в том он был положении…

Наконец квадрига завершила свое движение, и новый Император единой Империи сошел с нее рядом с высшей аристократией, что приветствовала его. Фридрих уже успел отречься от короны и теперь присутствовал тут на правах почетного гостя.

На лице триумфатора не было радости.

Серьезность.

Торжественность.

Но не радость.

—Я понимаю,— тихо шепнул Фридрих Иоанну,— тяжело. Но крепись. Ты справишься. Мы верим в тебя.

—Только не бросайте меня в терновый куст,— тихо ответил ему новый Император, что впервые со времен Юстиниана объединил и Рим, и Константинополь. Ибо Папскую область по общему решению отдали именно ему, вместе с Вечным городом.

—Что?— не понял собеседник.

—Ты думал, что я не знаю вашей задумки? И как глупый юнец шел в эту ловушку? Наивно. А я ведь еще в Вильно это все начал претворять в жизнь.— произнес Иоанн шепотом и улыбнувшись во все тридцать два зуба, направился дальше. Триумфальные мероприятия ведь еще не завершились.