Сейчас Кэйд более всего нуждалась в поддержке, мечтала очутиться в атмосфере вкусов и запахов кондитерской Сильвана.

Она проникла в лабораторию с помощью того дубликата ключа, который Сильван и не думал забирать у нее, и с помощью того же не смененного им кода. От витавших в лаборатории ароматов волосы у нее на затылке приподнялись, и она словно ощутила первое прикосновение домашнего тепла после морозной улицы. Кэйд замерла на мгновение с закрытыми глазами, почти не дыша. Потом, пройдя через пустую лабораторию в магазин, принялась разглядывать уличные витрины изнутри. Следы тропинок виднелись и отсюда. В самом магазине Кэйд будто погрузилась в этот зимний лес; клиентов, возможно, волновала некая магическая пропажа, которую им никак не удавалось найти. В витрине прилавка в продаже появились посвященные ей шоколадные конфеты, такие же, как та конфетка из темного шоколада, что она обнаружила в пакетике на ручке двери своей съемной квартирки. Сильван назвал их «Любовь». Это название подействовало на нее точно удар в солнечное сплетение, лишив способности дышать. Темная, пряная, горькая, дарящая блаженство… так вот какая его любовь.

В его кабинете на аккуратно убранном письменном столе темнел закрытый лэптоп. Но перед ним лежала «Плитка Кори», словно перед тем как встать из-за стола, закончив работу, кто-то коснулся напоследок ее золотистой упаковки. Протянув руку, Кэйд повела пальцем по буквам своей фамилии на обертке.

– Итак, ты вернулась, – раздался голос за ее спиной.

По рукам Кэйд к затылку пробежали мурашки. Такую дрожь она чувствовала всегда, когда этот чародей тайно подкрадывался к ней из мрака.

– Ты же знаешь, я не могу жить вдали от Парижа.

Сильван приблизился к ней сзади, и она оказалась в ловушке между ним и его столом.

– Не знаю, говорил ли я тебе, но я ищу новую ученицу.

Ученица чародея. Его голос, бархатистый и исполненный тайны, как сама эта ночь, как его искусство, звучал так, словно побуждал ее продать ему тело и душу. Аромат шоколада проникал повсюду.

– Ты ведь нуждаешься в… maître[173].

Выдержав паузу, он произнес последнее слово. Не сказал: «Maître chocolatier». Только: «Maître».

Кэйд прижалась затылком к его груди. Руки Сильвана лежали на ее бедрах, не давая ей припасть к нему всем телом.

– Tu es cruel[174], Сильван, – промолвила она. – Я так долго не видела тебя.

– Знаю, – отозвался он. – Но я не в силах сдержать свою страсть.

Сильван намотал волосы Кэйд на руку и еще дальше оттянул назад ее голову, так что ее тело изогнулось как лук. Лук для его стрелы. Другая рука, проскользнув от лона Кэйд по изогнутому телу, обхватила грудь. – Оргазм вынуждает меня быть жестоким с тобой.

Повсюду под его ласкающей рукой вспыхивали всепроникающие огненные стрелы.

– О боже, – прошептала Кэйд, – я обожаю твою требовательность ко мне.

– А я обожаю твое à mon merci[175], – выдохнул он ей в ухо.

По-прежнему удерживая в руке волосы Кэйд, Сильван прижал к себе ее бедра так, что тело изогнулось еще больше. Вторая рука, оказавшись между ее ног, прижала Кэйд к восставшему члену. Мочку ее уха щекотало его легкое дыхание.

– Потому что я уже весь в тебе, – простонал он.

Кэйд задрожала от возбуждения. Несчастье их потери с «Тотал фудс», ее последний разговор с отцом перед возвращением в Париж – все унеслось в далекое прошлое ураганным ветром, тот глубокий туманный сумрак рассеялся в живом великолепии настоящего.

– Разве не следует ученице радовать этого учителя? – прошептала она.

Его бедра резкими сильными толчками соприкасались с ее ягодицами, сильная ладонь завладела ее лоном. Возбуждение Кэйд достигло апогея.

– Ты сама – радость, – промолвил Сильван.

Она извернулась и прижала его к письменному столу. Он ухватился за край, глядя на нее горящими темными глазами. Кэйд уцепилась за его джинсы. Его руки покрепче сжали край стола.

– Кэйд… Не надо, ты слишком спешишь. Представляешь ли, как долго длится реальное ученичество? Не играй с этой идеей, если только ты не планируешь одолеть целый курс.

– Я намерена делать с тобой то, что захочу, – заявила она, спуская с него джинсы.

Голова Сильвана запрокинулась, рельефно подчеркнув крепкие мышцы его шеи.

– Позволь мне поступать с тобой так же, как ты со мной.

Он закрыл глаза.

– Кэйд! Ne me touche pas… Bordel… Arrête[176]. – Но он не вмешивался и не пытался физически остановить ее. – Putain…[177]– почти как вздох слетело с его губ.

Она с удивлением разглядывала его напряженное тело, осознавая, насколько он сильнее ее, и тем не менее ощущая свою безграничную власть над ним.

– Ты раньше не пробовал такого наслаждения, – изумленно прошептала она.

Может, другие женщины не настолько безумны в своих чувствах?

Сильван издал протяжные звуки. Не имевшие ничего общего с членораздельной речью.

– Ты не привык, чтобы тебя соблазняли.

– Более утонченно, – хрипло произнес он. – Более завуалированно.

– Я могу надуть губы, – отозвалась Кэйд, продолжая ласкать его и опускаясь на колени.

Он казался таким беспомощным перед ней. И она упивалась своей властью.

– Я знаю лишь, что люблю тебя, – сказала Кэйд и умолкла, вобрав в себя его твердеющую плоть.

– Кэ-э-йд…

– Ты хочешь, чтобы я остановилась или осталась?

Его сильные пальцы впились в ее плечи и вынудили Кэйд слегка отклониться назад. Глаза Сильвана полыхали огнем расплавленного шоколада.

– Кэйд, в каждом сне я вижу тебя в своей квартире, в моей лаборатории, ты играешь в них с нашими детьми, готовишь нам ужин холодным вечером, танцуешь, танцуешь и… вместе со мной. Каждая конфета, сделанная мной с тех пор, как я встретил тебя, принадлежит тебе. Я видел твой взгляд, делая их, представлял, как она будет таять на твоем языке. Нет… только не играй… со… мной… Я не вынесу этого.

Она посмотрела на Сильвана, уже больше не опьяненная собственной властью.

– Правда? Ты тоже хочешь этого?

Сильван вдруг рассмеялся и одним мощным движением поднял Кэйд с колен и привлек к себе.

– Ты можешь даже взять мое имя, – прошептал он между поцелуями, страстно срывая с нее одежду и вынуждая обхватить ногами свою спину. – Только, пожалуйста, не ставь его на «Плитках Кори».