Потрясают цвет и яркость нашей планеты, ее сияющий ореол. Я бесчисленное множество раз любовался Землей из иллюминатора космического корабля, но отличие между наблюдением изнутри, через несколько слоев пуленепробиваемого стекла, и отсюда, снаружи, такое же, как между взглядом, брошенным на гору из окна машины, и восхождением на ее вершину. Я почти прижимаюсь лицом к тонкому прозрачному пластиковому щитку, и периферийное зрение словно растягивается во все стороны. Я пожираю глазами головокружительную синеву, текстуру облаков, разнообразие ландшафтов, сияющий обод атмосферы на горизонте – узкую полоску, сделавшую возможным существование всего живого на Земле. Вокруг нет больше ничего, кроме черноты космического вакуума. Я хочу поделиться впечатлениями с Челлом, но не нахожу слов.

Моя первая задача – снять изоляцию с коммутационного блока сборных шин, гигантского предохранителя, передающего энергию от солнечных батарей на оборудование станции, чтобы в дальнейшем робот-манипулятор мог демонтировать блок. В норме для этой работы также необходимо выходить в открытый космос, но мы стараемся препоручать больше операций механической руке.

Первое задание Челла – накрыть термоодеялом AMS (Alpha Magnetic Spectometer, магнитный альфа-спектрометр), оборудование для эксперимента из области физики элементарных частиц. Оно отправляет на Землю данные, которые могут изменить наши представления о Вселенной, но, если мы хотим получать их и впредь, его нужно защитить от солнечных лучей – он начинает перегреваться. Спектрометр был доставлен на станцию в 2011 г. во время последнего полета шаттла «Индевор» под командованием моего брата. Ни он, ни я и подумать не могли, что через пять лет я возглавлю выход в открытый космос, предпринятый с целью продлить жизнь этого прибора.

Космический телескоп «Хаббл» и другие инструменты, такие как AMS, в последние годы трансформировали наши знания о Вселенной. Мы всегда предполагали, что звезды и другая наблюдаемая материя – 200 млрд галактик, каждая из которых содержит в среднем 100 млрд звезд, – представляют собой все существующее вещество. Теперь мы знаем, что на самом деле для наблюдения доступно менее 5 % материи Вселенной. Перед астрофизиками встала задача обнаружения темной энергии и темной материи (всего остального сущего), и AMS собирает данные для ее решения.

Снять и сложить изоляцию коммутационного блока сборных шин относительно простая работа, однако, как и все, что мы делаем в невесомости, это труднее, чем может показаться: представьте, что пытаетесь упаковать чемодан, прибитый к потолку. Даже простейшее дело в космосе требует изнуряющей степени сосредоточенности, как при посадке F-14 Tomcat на палубу авианосца или космического шаттла на ВПП, но я должен сохранять эту сосредоточенность не несколько минут, а целый день.

Три самые важные вещи, за которыми я должен сегодня следить, – это фалы, текущая задача и циклограмма. Каждое мгновение я должен знать, что происходит с моим фалом и надежно ли он закреплен. Ничего важнее для моего выживания нет. В среднесрочной перспективе необходимо фокусироваться на работе и на том, чтобы как следует ее выполнить. В долгосрочной – учитывать общую циклограмму выхода ВКД (внекорабельная деятельность), последовательность задач с временно́й привязкой, разработанную так, чтобы наилучшим образом использовать ограниченные ресурсы скафандров и наши силы.

Сняв изоляционное покрытие и уложив его в сумку, я принимаю поздравления Земли с хорошо выполненной работой. Впервые за долгие часы я делаю глубокий вздох, потягиваюсь, насколько это возможно в жестком скафандре, и оглядываюсь. Время ланча, но не сегодня. Я могу пить воду через трубочку в гермошлеме, и только. Я показываю хорошее время, все еще чувствую в себе много сил и думаю: «Этот выход в открытый космос пройдет на ура». Однако день продолжается, и скоро станет ясно, что уверенность меня подвела.

Следующая моя задача связана с работой на концевом захвате– «руке» манипулятора. Без него мы не можем ловить и подтягивать к станции прибывающие космические корабли, снабжающие американский сегмент МКС продуктами питания и прочими необходимыми вещами. Надежно закрепившись на фиксаторе для ног, я вдруг понимаю, как мне повезло: вместо того чтобы смотреть на внешнюю поверхность американского модуля, куда обычно направлен взгляд работающих в открытом космосе (именно туда сейчас смотрит Челл), я вижу перед глазами Землю. Работая, я могу созерцать ошеломляющую картину, развертывающуюся под ногами по мере вращения Земли, вместо того чтобы поворачиваться и поглядывать на нее краем глаза в редкие свободные моменты. Я чувствую себя как персонаж Леонардо Ди Каприо на носу «Титаника» – властелином мира.

Готовясь к этому полету, я тренировался смазывать копию концевого захвата с помощью таких же инструментов, как и те, которыми пользуюсь здесь. Во время отработки на мне были дубликаты перчаток от моего скафандра. Но теперь, когда я, шприц для смазки и сама смазка парят в космосе, зрелищные восходы и закаты солнца повторяются каждые 90 минут, а под ногами величественно вращается планета, все выглядит настолько иначе, что это сбивает с толку. Шприц для смазки хорошо спроектирован, это продвинутая версия шприца для заделки швов, который можно купить в любом хозяйственном магазине, но им ужасно неудобно пользоваться в герметичных перчатках с толстыми пальцами. Несколько часов я вожусь с этим громоздким инструментом, словно пятилетний ребенок, пытающийся рисовать краской с помощью пальцев. Смазка попадает куда угодно. Ее капельки разлетаются из пистолета, словно одержимые страстью к исследованию космоса. Некоторые летят в мою сторону, и это может стать серьезной проблемой: если смазка попадет на остекление моего гермошлема, я перестану видеть и не смогу найти обратную дорогу. Это задание отнимает намного больше времени, чем на него отведено, а руки так болят, что я едва могу ими пошевелить. В этом выходе в открытый космос много утомительного, но хуже всего то, сколько усилий приходится затрачивать из-за перчаток. Костяшки пальцев стерты в кровь, мышцы перегружены, а мне еще многое предстоит сделать. Я работаю в тандеме с Кимией, который тонко управляет механической рукой, располагая ее именно там, где мне нужно. Я наношу смазку на конец длинного проволочного инструмента и засовываю его в темную дыру в концевом захвате. Ничего не видно, остается лишь надеяться, что смазка попадет в нужное место, куда я ощупью, вслепую, целю.

Работа настолько затягивается, что некоторые другие задачи этого выхода в открытый космос я уже не успею выполнить. Челл тоже отстает от графика. Он прокладывает кабели, чтобы обеспечить возможность стыковки будущим кораблям, прилетающим на станцию, и сталкивается с не меньшими трудностями, чем я в борьбе со шприцем для смазки. Давно минует рубеж в шесть с половиной часов, прежде чем мы начинаем закругляться и готовимся к возвращению в шлюз. Хотя ресурсов нам хватило бы еще на несколько часов, нужно оставить достаточный запас времени на любые неожиданности.

Нам предстоит самая сложная часть выхода в открытый космос – возвращение в шлюз. Челл движется первым и проходит в своем массивном скафандре сквозь отверстие, ни за что не зацепившись. Оказавшись внутри, он закрепляет скафандровый фал. Тогда я отцепляю его страховочный фал, все еще зацепленный за кольцо снаружи космической станции, прикрепляю его к себе и отцепляю собственный фал. Перевернувшись вверх ногами, я в таком положении влетаю в шлюз, чтобы оказаться лицом к крышке люка и иметь возможность ее закрыть.