Шарлотт подняла круглую мордашку, встретилась со мной взглядом – я попытался прочесть выражение ее глаз, – протянула мне бинт и спросила только:

– Это твоя резиновая лента?

В этом была она вся! Она попыталась перевести разговор с темы, причиняющей всем столько боли, и, пока я тревожился о дочерях и о том, что их мир вот-вот рухнет, она старалась сделать что-нибудь для меня.

Тем вечером, опуская голову на подушку, я чувствовал себя более умиротворенным, чем в предшествующие месяцы и даже годы. Возможно, я больше не полечу в космос, но попытаюсь прожить жизнь, о которой мне не придется сожалеть в старости.

Лесли осуществила одну из угроз, уехав с детьми, но в конечном счете наш развод, вопреки моим опасениям, не повредил моей карьере. Она до сих пор злится на меня за то, что я положил конец нашему браку. Однако, когда я начал встречаться с Амико, Лесли отнеслась к ней на удивление доброжелательно. Она не перенесла на Амико свою враждебность ко мне, как поступило бы большинство людей на ее месте.

Некоторое время назад Лесли и Амико обсуждали по телефону детали поездки Шарлотт, и Лесли сказала:

– Я хочу, чтобы ты знала: с тобой всегда было приятно делить родительские заботы. Мои девочки тебя обожают, поэтому и я тебя люблю.

Когда Амико завершила разговор, у нее были слезы на глазах. Она через многое прошла вместе с моей семьей, и услышать подобное признание было очень важно для нее. Я знаю людей, заявляющих после сложного развода, что лучше бы брака вообще не было и даже что они предпочли бы никогда не знать своих бывших. Со всей искренностью говорю, что никогда ничего подобного не испытывал. Лесли была важной частью моей жизни, и, хотя я хотел бы, чтобы отношения между нами были лучше, я никогда не жалел о решении жениться на ней и вечно буду благодарен ей за Саманту и Шарлотт.

28 октября 2015 г.

Облаченный в скафандр весом 113 кг, я парю в американском шлюзовом отсеке, откуда медленно откачивается воздух. Лица Челла не видно, потому что мы втиснуты в пространство размером с микролитражку в странных положениях – он вверх ногами, головой на уровне моих ног. Я провел в скафандре уже четыре часа. На Челле единственный на станции скафандр сверхбольшого размера, потому что просто в большой он не влез. Вынужденный довольствоваться скафандром, который мне очевидно мал, я чувствую себя, как 5 кило картошки, всунутые в пакет на 2 кг. Я уже устал и взмок.

– Ты как, Челл? – спрашиваю я, уставившись на его ботинки.

– Отлично.

Челл подтверждает это короткой демонстрацией большого пальца, которую я едва могу увидеть сквозь нижнюю часть остекления шлема. Любой нормальный человек, находясь в шлюзовом отсеке, откуда откачивается воздух, испытывал бы неприятное чувство от тревоги до ужаса, но мы с Челлом долго тренировались перед этим, первым для нас, выходом в открытый космос, поэтому чувствуем себя подготовленными и доверяем оборудованию и людям, обеспечивающим нашу безопасность.

Неожиданно в шлюзе раздается серия громких вибрирующих ударов – в ходе подготовки я никогда не слышал этого звука, – как будто кто-то громко и настойчиво барабанит в дверь. Затем наступает тишина. Что-то случилось? Мы должны что-нибудь сделать? Я сообщаю о звуке на Землю и получаю ответ, что это нормально и что такое случается при откачивании воздуха. Никто не озаботился предупредить нас об этом, возможно, просто забыли, а может, и говорили, но я сам забыл. Я многократно отрабатывал этот этап в Космическом центре имени Джонсона, погружаясь в скафандре в гигантский плавательный бассейн, в котором находится макет МКС, но в реальности – в космосе, без аквалангистов-спасателей, готовых прийти на помощь в любой момент, – все воспринимается совершенно иначе.

Когда в шлюзе почти вакуум, мы с Челлом проводим серию проверок скафандров, чтобы убедиться в их герметичности. Этот процесс состоит из нескольких переключений тумблеров и передвижений рычажка, что в герметичных перчатках столь же трудно, как поменять колесо автомобиля в бейсбольной рукавице. Ситуация усугубляется тем, что мы не видим средства управления скафандром и вынуждены контролировать свои действия, глядя в зеркала, закрепленные на запястьях (переключатели подписаны задом наперед, чтобы их можно было прочитать).

Продолжая просматривать процедуры, я вижу наш следующий шаг: как только в шлюзовом отсеке установится полный вакуум, каждый из нас должен будет запустить циркуляцию воды в системе охлаждения скафандра. Этого нельзя делать раньше времени, поскольку вода может замерзнуть и разорвать трубки. Пока стравливается воздух, я задумываюсь, не напомнить ли Челлу, что переключатель подачи воды легко задействовать случайно. Он находится справа от точно такого же на вид переключателя, которым мы часто пользуемся, чтобы отключить звуковую сигнализацию или прокручивать статус-сообщения на маленьком ЖК-дисплее. Однако Челл подготовлен к этому выходу в открытый космос так же хорошо, как и я, и не нуждается в контроле с моей стороны.

Полный вакуум еще не достигнут, когда Челл говорит:

– Хьюстон, Скотт, я только что случайно задел переключатель подачи воды.

Проклятье! Я не говорю этого вслух. Делаю вдох, чтобы успокоиться.

– Ты запустил циркуляцию?

Именно то, против чего я решил его не предостерегать.

– Ага.

Нашим главным оператором связи во время этого выхода является Трейси Колдуэлл-Дайсон, член моего экипажа во втором полете на шаттле. Теперь у нее новая фамилия, поскольку она вышла замуж.

– Хьюстон, принято, – отвечает Трейси. – Челл, можешь сказать, как долго она была включена?

– Меньше чем полсекунды.

В его голосе звучит уныние. Мы посвятили несколько часов сегодня – и целые рабочие дни в предыдущие две недели – подготовке к этой операции. Не хочется все начинать сначала, тем более думать о том, что скафандр стоимостью $12 млн может быть поврежден.

Пока специалисты по скафандрам на Земле совещаются, я казнюсь, что не призвал Челла к осторожности. Мы знаем, как работает НАСА, и понимаем, что нам едва ли разрешат продолжать. Это будет означать, что эксперты не могут гарантировать безопасность Челла и самое важное следствие запрета – мы оба к концу этого дня будем живы. На тот маловероятный случай, что НАСА разрешит нам выйти в космос, нужно, чтобы Челл был в норме.