На секунду воцарилось ошеломленное молчание, потом девицы прикрыли рты и залились восторженным смехом, а самые храбрые стали кокетливо торговаться, выбирая ленточку или пригоршню бусинок.

Приближаясь к крепости Лобенгулы, путешественники проходили мимо огромных краалей, где жили воины. Расстояние между соседними краалями составляло пятьдесят миль – ровно столько проходит за день боевой отряд походным шагом, неутомимой рысцой, которой воины могут двигаться час за часом.

Здесь путников не встречали приветствиями и болтовней. Словно пчелы из потревоженного улья, воины толпой выходили из крааля и строились по обеим сторонам дороги. Они стояли совершенно неподвижно, в полном молчании провожая взглядом проезжающий мимо фургон. Их глаза смотрели с безразличием льва, наблюдающего за добычей, прежде чем пуститься за ней в погоню.

Верхом на Томе Ральф проезжал между выстроившимися колоннами ровным шагом, выпрямившись в седле и не глядя по сторонам. Когда они вновь выбирались на открытое место, рубаха под мышками и на спине промокала насквозь, дыхание сбивалось, под ложечкой холодело.

Переправа через реку Ками была последней на пути в королевский крааль, Булавайо.

Завидев более густые и зеленые заросли мимозы вдоль русла реки, Ральф торопливо оседлал Тома и ринулся на разведку.

В крутых берегах были пробиты съезды для повозок, на мягкой песчаной почве между двумя зеленоватыми озерцами тщательно уложены обрезанные по размеру ветки, чтобы узкие, обитые железом колеса не завязли, – это здорово облегчило задачу Ральфа.

Юноша стреножил Тома на травянистой полянке и спустился к реке, чтобы осмотреть переправу. Судя по всему, последний фургон проехал по дороге много месяцев назад. Ральф медленно продвигался по заброшенной переправе, приводя ее в порядок: укладывал на место сухие ветки, заполнял промоины под ними песком. Жара стояла, как в печке, солнечные лучи отражались от белого песка. Добравшись до противоположного берега, мокрый от пота юноша повалился на землю в тенечке, вытирая лицо и руки смоченным в реке шейным платком.

Внезапно Ральф почувствовал, что за ним наблюдают, и поспешно вскочил на ноги – кто-то стоял на берегу, там, где снова начиналась дорога. Он не поверил своим глазам: белая девчонка! Босоногая и такая тощая, что казалось, можно поднять одной рукой.

Просторное белое платье до пят было перетянуто на поясе голубой лентой и застегнуто до самого горла на перламутровые пуговицы, рукава доходили до локтей. Ситец так часто стирали, гладили и отбеливали, что он стал совсем прозрачным. Солнце светило из-за спины девочки – Ральф отчетливо увидел ее силуэт под юбкой, и дыхание перехватило, сердце бешено заколотилось. Пришлось приложить немалые усилия, чтобы оторвать взгляд от длинных изящных ног. Подняв глаза, он увидел белое, точно фарфоровое, личико с почти прозрачной кожей, под которой так и светились хрупкие косточки. Белокурые, сверкающие, как серебро, волосы спадали на плечи, подрагивая от каждого вздоха, вздымавшего крохотные девичьи грудки под тонким ситцем.

К узким бедрам незнакомка прижимала широкополую соломенную шляпку, украшенную цветами; на голове у девочки был венок, а на шее гирлянда – Ральф подумал, что все это ему снится. Откуда посреди Африки взялась девочка с розами, которая выглядит так, словно гуляет в ухоженном английском садике?

Она спустилась, бесшумно ступая босыми ногами, точно скользя по песку. На бледном лице сияли огромные голубые глаза. Ральф в жизни не видел более милой улыбки, хотя в ней не было ни застенчивости, ни кокетства. Растерявшийся юноша остолбенело смотрел на девочку, а та подняла худенькие гладкие руки, встала на цыпочки и поцеловала его прямо в губы прохладными мягкими губами, нежными, как розовые лепестки.

– Ральф, мы так рады вас видеть! Мы только о вас и говорили с тех пор, как услышали, что вы идете сюда.

– Ты… ты кто? – грубо выпалил ошалевший и смущенный Ральф.

Девочка не обиделась на бестактный вопрос.

– Салина. – Она взяла его под руку и повела вверх, к дороге. – Салина Кодрингтон.

– Ничего не понимаю!

Ральф потянул ее за руку, заставляя повернуться лицом к нему.

– Я Салина! – повторила она со смехом – таким же теплым и милым, как ее улыбка. – Меня зовут Салина Кодрингтон. – Увидев, что имя ничего ему не говорит, она добавила: – Ральф, я ваша кузина. Моя мама – сестра вашего отца – Робин Кодрингтон, в девичестве Робин Баллантайн.

– Господи! – Ральф вытаращил глаза. – Я понятия не имел, что у тетушки Робин есть дочь!

– Неудивительно, что вы не знали. Дядюшка Зуга не любитель писать письма. – Улыбка внезапно исчезла с губ Салины.

Ральф никогда не вдавался в подробности запутанной семейной истории; он смутно припоминал, что между Зугой и тетушкой Робин остались какие-то счеты. В памяти всплыл случайно услышанный разговор: Зуга сетовал, что Робин поступила нечестно, опубликовав свой рассказ об их совместной экспедиции на реку Замбези задолго до «Одиссеи охотника», и в результате лишила его гонораров и внимания критиков.

Должно быть, именно напоминание о семейных раздорах стерло улыбку с лица Салины, но ненадолго. Она взяла Ральфа под руку и, улыбаясь, повела к дороге.

– Ральф, я не единственная дочь. Мы, Кодрингтоны, так легко вас не отпустим! Нас тут целое племя – четверо, и все девочки.

Салина остановилась, приподняла шляпку, прикрывая глаза от солнца, и посмотрела на извилистую заросшую тропу, которая петляла по саванне.

– Я пошла вперед, чтобы предупредить вас, и, кажется, успела как раз вовремя!

По тропе к ним бежали со всех ног три маленькие фигурки, отталкивая друг друга. Еле слышный восторженный писк становился все громче; длинные волосы развевались; выцветшие штопаные-перештопаные юбки взлетали выше колен, открывая голые ноги; покрытые веснушками лица раскраснелись, искаженные от натуги, возбуждения и укоризны.

– Салина! Ты обещала подождать!

Они неслись прямо на Ральфа, за руку которого держалась прелестная белокурая девочка.

– Господи! – снова прошептал Ральф.

Салина сжала его локоть.

– Вы уже второй раз поминаете имя Божие всуе. Пожалуйста, не делайте этого.

Так вот чем было вызвано ее недовольство!

– Ой, прошу прощения… – Ральф запоздало вспомнил, что родители Салины – набожные миссионеры. – Я вовсе не хотел… – Он запнулся: то, что подумает о нем эта девочка, вдруг стало для Ральфа важнее всего на свете. – Я больше не буду, обещаю.

– Спасибо, – тихонько ответила она.

Больше ни один из них не успел сказать ни слова: подбежавшие девчушки устроили такую суматоху, словно их не три, а тридцать три, – они прыгали, повизгивали, пытаясь привлечь внимание Ральфа, и выкрикивали обвинения в адрес старшей сестры.

– Салина, ты обманула! Ты сказала…